Валерия вновь схватилась за сигареты. Глядя на
ее дрожащие тонкие красивые пальцы с безупречно сделанным маникюром, я
подумала, как хорошо, что она абсолютно юридически безграмотна. Любой другой
человек, хоть раз в своей жизни взявший в руки детектив или посмотревший по
телику «Человек и закон», моментально бы задал мне вопрос:
– Минуточку. А что, у нас отменили
презумпцию невиновности? Это не я должен доказывать, что не замешан в
преступлении, а органы милиции обязаны проводить работу по разоблачению убийцы.
И вообще, никто не может быть объявлен виновным без суда!
Но Лера плохо знала закон и сейчас казалась
напуганной.
Я медленно раздавила окурок в красивой
хрустальной пепельнице и с чувством произнесла:
– У моего начальства, дорогая, сложилось
твердое убеждение, что вы замешаны в этом преступлении. Конечно, ваш богатый
папенька наймет Генри Резника, и он вытащит вас под подписку о невыезде, а там,
может быть, и добьется условного срока. Судьи тоже люди и хотят кушать. Так что
ответственности вы сумеете избежать, но на светской жизни можете поставить
жирный крест. Многие вас просто перестанут принимать, а в тех гостиных, куда
пустят, будут усиленно делать вид, что рады вам. Право, не знаю, что хуже.
– Я никогда бы не тронула Жанну даже
пальцем! – закричала Лера. – Да поймите же наконец!
– Почему?
Корчагина тяжело вздохнула.
– Ладно, слушайте, только очень прошу не
использовать эту информацию на каждом углу.
Четыре года тому назад Лере сделали несколько
тяжелых операций, и она провалялась в больнице все лето. Клиника находилась за
городом, невысокое, двухэтажное здание окружал лес. Июль стоял невыносимо
жаркий, и больные, те, кто мог ходить, разбредались по парку, слушая, как вопят
одуревшие от зноя птички. Примерно в полукилометре от больницы протекала
Москва-река, через нее шел железный мост. Берега крутые, и до воды было
примерно метров пять-шесть. Несмотря на жару, больные сюда не ходили –
далеко, да к тому же дорога шла через густой лес, если вдруг станет плохо, помощи
ждать неоткуда, купаться тут невозможно, слишком высокий берег, а нырять с
моста охотников среди готовящихся к операции не было.
Поздно вечером, почти ночью, двенадцатого июля
Лера в полном одиночестве стояла на мосту. Пришла она сюда с одной, вполне
определенной целью – покончить с собой. Жизнь казалась ненужной. Детей у
нее никогда не будет, муж, хоть и бегает каждый день с едой и цветами, все
равно скоро бросит, близких друзей нет, и никому в целом свете она не нужна…
Лера мучительно вглядывалась вниз, в мирно поблескивающую воду. Плавать она не
умела, река в этом месте была глубокая и быстрая, мост высоко, нужно только
перелезть через перила…
Валерия аккуратно сняла халатик, в кармане
которого лежала предсмертная записка, и попыталась преодолеть последнее,
отделяющее ее от смерти препятствие.
Вдруг чьи-то сильные руки ловко схватили ее за
ногу, и звонкий голос вскрикнул:
– Это что же ты надумала?
От неожиданности Лера потеряла равновесие и
шлепнулась назад на мост, прямо на свою спасительницу.
– Дура! – кричала девушка. –
Идиотка! Умираешь только один раз. Совесть есть? А ну, подними голову!
Валерия машинально подчинилась голосу и
уставилась… на Жанну. Минуту женщины глазели друг на друга. Они были знакомы,
сталкивались изредка на светских тусовках, так как обе вели богемный образ
жизни.
Жанна пришла в себя первой.
– Ничего себе, вот так абзац, ты-то как
сюда попала?
Очевидно, стресс от попытки самоубийства был
Лере не по силам. Всегда сдержанная, спокойная, Корчагина внезапно разрыдалась
и вывалила на спасительницу все. Жанна не осталась в долгу и сообщила:
– Я аборт пришла делать, только не от
Никитки. Ему сказала, что лечу воспаление придатков.
Они просидели на мосту до утра, не ощущая
сырости и рассветного холода. Потом побрели в больницу. Так Лера неожиданно
приобрела настоящего друга. Жанночка, казавшаяся глуповатой и болтливой, на
самом деле была совсем не такой. Ни одной душе на свете она не растрепала о
происшествии на мосту. Впрочем, у Жанны было много подружек, веселых молодых
женщин, у Леры – только Малышева. Только ей Валерия могла рассказать правду,
только Жанна знала, как тяжело той прикидываться безразличной и обсуждать с
Андреем его любовные похождения.
– Она знала, – тихо поясняла
Лера, – как я люблю мужа, но, к сожалению, не могу выполнять супружеские
обязанности. Жанночка всегда твердила:
– Не расстраивайся, он же к тебе
возвращается, и потом, мужику потрахаться – как стакан воды выпить, он к
этому по-иному, чем женщина, относится. Мы психологию разводим, чувства всякие
лелеем, а мужики! Простые, как веники, они вообще из одних инстинктов
состоят – поесть, поспать, потрахаться. Ну вспомни, чего тебе после секса
раньше хотелось? Нежных слов и признаний?
Лера кивнула.
– Спорю на сто долларов, что Андрюшка
моментально бежал к холодильнику и начинал жрать!
Валерия рассмеялась:
– В точку.
– Чего там, – махнула рукой
Жанна, – у меня такой же дома сидит. И еще учти – наши не самые
худшие.
Валерия замолчала и вновь принялась
раскуривать сигарету. Я терпеливо ждала. Наконец она продолжила:
– Жанночка очень любила Никиту и никогда
ему не изменяла, понимаете теперь, что ваши обвинения абсурдны? Во-первых,
Жанна никогда бы не легла с Андреем в постель, а во-вторых, я лишилась
единственной родной души. Вам даже представить трудно, как мне сейчас тяжело, я
осталась совсем одна, ни поговорить, ни посоветоваться не с кем…
И она внезапно тихо расплакалась.
– Ну-ну, – попробовала я ее
утешить, – у вас есть муж, отец, а подруги еще найдутся.
Лера аккуратно высморкалась в бумажный платок
и покачала красиво причесанной головой:
– Нет. Папа занят только своим дурацким
бизнесом, он мебелью торгует. Ему не пожалуешься. Только начнешь, а он сразу
доллары вытаскивает и сует в руки – на, купи себе что-нибудь и успокойся.
Андрей все время работает, да и бабы вокруг
вьются. А у меня что? Путевки? Господи, лишь Жанночка могла меня понять.
– А бабочки? Говорят, вы коллекционер.
– Нет, это громко сказано, –
ответила Лера, промокая глаза, – всего лишь начинающий любитель. Вот Леня Дубовский –
это да.