Любовь и смерть на Лонг-Айленде - читать онлайн книгу. Автор: Гилберт Адэр cтр.№ 13

— Что он еще сделал? — переспросил Рафферти после мучительной паузы. — Боюсь, я вас не понял.

— Ну, в смысле, где он еще снялся… в каких фильмах… — Речь моя вдруг стала нa редкость бессвязной. — В других фильмах, чем тот, в котором кто–то его уже видел.

— Речь идет о реальном актере?

Может, потому, что я заподозрил в словах Рафферти циничный намек, а может, и потому, что, несмотря на свой малый стаж, я уже овладел присущей любовникам хитростью и изворотливостью, но я тут же собрал всю свою волю в кулак и парировал подозрения в личном интересе с ловкостью заядлого интригана. Испытывая прилив подросткового восторга от собственного вранья, я терпеливо объяснил, что герой моего романа — киноактер, а я не представляю, из каких источников люди обычно узнают, так сказать, библиографию кинофильмов, в которых определенный актер снимался.

— Ах, вот вы о чем! Это называется «фильмография».

Мне показалось, что при этом я расслышал сквозь помехи телефонной линии если не смешок, то, по крайней мере, звуковое подобие улыбки.

Тем не менее не прошло и минуты, как мой собеседник уже снабдил меня всей необходимой информацией, перечисляя названия журналов, справочников и книг с такой легкостью, словно ничего проще на свете не было. Нацарапав их названия в блокноте, который уже долгое время лежал практически нетронутым возле телефона, я резко оборвал разговор, даже не попытавшись сделать смехотворно туманный намек на возможную встречу в будущем, которым по традиции обычно заканчиваются беседы подобного рода.

Теперь, когда я уже бесшабашно ринулся в самую пучину приключений, мне не терпелось как можно быстрее миновать следующую их фазу. Время для бесплодных размышлений и пустых афоризмов, для хождения вокруг да около предмета моей страсти миновало — настало время переходить к действиям, заявлять свои права. Я встал из–за стола, накинул пальто и вышел на улицу.

Бог, по большей части являющийся приверженцем реалистической школы, порою позволяет себе побаловаться абстракционизмом. Утреннее небо над моей головой было покрыто крошечными снежно–белыми облачками, расположенными с такой завидной регулярностью, что, казалось, небо прокатали валиком для вафель, но воздух при этом был каким–то спертым, удушливым, и я сильно потел под пальто. Шел я так быстро, что через каких–то пять минут уже очутился у газетного ларька.

Зайдя внутрь, я, однако, пришел в уныние, ибо мне показалось, что мой поход завершился полным провалом. Нет, разумеется, в ларьке имелись журналы, посвященные кинематографу. Более того, им была отведена целая полка. Основную массу составляли популистские издания, пересказывавшие по большей части разнообразные сплетни, но было и несколько журналов, содержавших профессиональные (по крайней мере, на первый взгляд) статьи про творчество каких–то русских, испанских и японских режиссеров, имен которых я, как легко можно догадаться, никогда прежде не слыхал. Я брал их с полки один за другим, пролистывал бегло, а затем небрежно ставил обратно.

К счастью, удача уже не в первый раз оказалась нa моей стороне. Собираясь совсем покинул, ларек, я увидел вдалеке на другом стеллаже выдвинувшийся корешок американского журнала (происхождение его я определил на расстоянии по маленькому долларовому значку в левом верхнем углу), на обложке которого — а точнее говоря, на том фрагменте обложки, что был доступен моему взору, — красовалась фотография размером не больше почтовой марки, фотография Ронни Бостока.

Воровато, словно какой–нибудь соперник, занятый поиском того же, что и я, мог заметить меня (и прекрасно понимая, как я смешон), я взял журнал с полки. Назывался он «Жизнь звезд», и фотография Ронни Бостока была всего лишь одной, к тому же не самой заметной, из тех, что украшали его обложку. На ней на фоне целой россыпи ярко раскрашенных звездочек различной величины, разлетавшихся из одной точки, были представлены фотографии (как я предположил) самых популярных на сегодняшний день юных актеров — обладателей таких имен, как Кирк, Шейн, Ральф, Джордан и, если я ничего не перепутал, даже Феникс. Под каждой фотографией размещалась подпись, изобиловавшая восклицательными знаками и, несомненно, рассчитанная на то, чтобы соблазнить потенциального читателя приобрести номер: «ВОТ ПОЧЕМУ КИРК НЕ БУДЕТ СНИМАТЬСЯ В ПОСТЕЛЬНЫХ СЦЕНАХ!!!», ИЛИ «СКАЗОЧНЫЙ РОМАН РАЛЬФА!!!», ИЛИ «ВОЗМОЖНО, ТЫ — ТА ДЕВУШКА, КОТОРУЮ ПОЛЮБИТ ДЖОРДАН!!!» Надпись же под фотографией Poнни, к которой немедленно устремился мой взор, оказалась следующей: «20 ФАКТОВ О НЕМ, КОТОРЫХ ТЫ НЕ ЗНАЛА!!» Поскольку я не знал пока что о нем вообще никаких фактов, я испытал, признаюсь, некоторое возбуждение, слегка подпорченное тем, что моему любимцу пришлось довольствоваться двумя вместо обычных трех восклицательных знаков.

Я открыл журнал. Первую страницу украшало «Письмо редактора» — очевидно, регулярная рубрика. «Всем хаюшки! — писал редактор. — Вот и лето пролетело (упс!), а за ним наступила осень (ууууууу!), так что самое время надеть на ножки шерстяные носочки и греться у камелька (любопытно, что это такое?) под звуки PP. Как это понимать — РР? Конечно как рок–н–ролл, а не как «Радио Ретро»! Спешу сообщить, что все наши зайчики и котики пришли к осени в отличной форме — вы не поверите, но я их часто вижу собственными глазками. Чувствую, у вас уже потекли слюнки!» В глазах у меня потемнело. Я понял, что если прочту еще пару абзацев подобной белиберды, то не смогу больше поручиться за свое психическое здоровье. Я перевернул страницу и нашел в оглавлении то, что меня интересовало: «Ронни Босток: 20 фактов, которые, могу поспорить, ты о нем не знала! Стр. 36». Рядом, в отдельном оглавлении для постеров, вложенных в номер, вместе с разнообразными Кирками, Шейнами, Ральфами, Джорданами и Фениксами, опять мелькнуло его имя.

Я не стал искать страницу тридцать шесть. Вместо этого я спокойно закрыл журнал, пробежался глазами по полкам, выбрал автомобильный вестник с огромным красным спортивным автомобилем на обложке, невероятно обтекаемым и хищным на вид, неловко вытащил его, чуть не порвав, а затем с некоторым смущением — уже не подлинным, а напускным (по моим представлениям, именно такое смущение должен был испытывать отец семейства, посланный дочерью–подростком за ее любимым чтивом, по поводу которого ему уже не раз доводилось в самой мягкой и осторожной форме высказывать свое неодобрение) — вручил выбранные мной журналы подкупающе апатичному продавцу и заплатил за них сколько полагалось.

На улице я свернул номер «Жизни звезд» в тугой цилиндр, чтобы случайный встречный не смог догадаться. что это за журнал, а затем избавился от автомобильного вестника, выбросив его в урну, крайне удачно расположенную прямо напротив газетного ларька. Затем пружинистым шагом я поспешил в свое хампстедское логово.

Я стоял перед зеркалом, висевшим над камином в моем кабинете. «Жизнь звезд» все еще лежала, нераспечатанная и нетронутая, на вершине толстой стопки моих материалов для «Адажио». Стоял я так уже долго, изучая свое отражение. Наконец губы отражения дрогнули и искривились в едва уловимой упрямой улыбке, лед треснул, и я улыбнулся зеркалу в ответ. «Если, — сказал я сам себе, — если порою я предпочитаю определенный стиль и становлюсь в определенную позу, то это исключительно потому, что я органически не способен посмотреться в зеркало, даже с целью проникнуть в собственную душу, без того чтобы не поправить узел на галстуке». И с этой мыслью (но исключительно потому, что галстук действительно оказался не в порядке) я поправил узел.