Олег наконец сунул книгу в мешок, догнал Мрака — тот всегда
шел на пару шагов впереди.
— Я чую, ошибку одну допустили… Тарх, иди сюда! Мы
должны вернуться в Лес.
Таргитай раскрыл рот и удивленно захлопал глазами. Мрак
ответил без всякого удивления:
— Иногда чуешь верно, хоть и запоздало. Но лучше
поздно, чем… Кишка тонка?
— Тонка, — признался Олег печально.
Таргитай растерянно переводил взгляд с одного на другого:
— Что вы говорите?.. Подумайте! А растерзанная Зарина?
Я не отступлюсь!
— А зеленоглазая берегиня, — в тон ему подсказал
Мрак. — А еще сколько баб встретишь? Олег, ты прав. Без коней, могучего
оружия… Прем прямо в стольный град киммеров? Да мы сгинем на дальних подступах,
и жаба за нами не кумкнет. Но если ты не придумал, как сделать лучше, то не
раскрывай пасть вовсе! Без тебя знаем, что прем на рожон.
— Мрак, здесь мы в чужом краю, где даже зайцы и
перепела лучше нас знают, как выжить. А в Лесу можем получить помощь. Сейчас
ведь канун Купалы?
Темные глаза Мрака остро блеснули.
— Цвет Папоротника?
— И одолень-травы.
Мрак с сомнением двинул тяжелыми плечами.
— Хочешь сорвать? Храбрейшие из храбрых бежали так, что
портки теряли… А кто не терял, то лучше бы потерял. Олег, ты вроде бы не самый
храбрый на белом свете? Аль уже похрабрел?
Олег надулся, как озябшая сова, ответил неохотно:
— Да, но… я знаю, где искать. Боромир грозился, что
плохо знаю орнаменты, зато когда дело о травах… И про разрыв-траву знаю, и
одолень искал!
— От орнамента хоть какая-то польза, — бросил
Мрак. — А кто из невров искал редкие травы? Говорят, дед Гоймир в
молодости, да еще Ивашко, что сгинул в Лесу на другой день…
— Мрак, мы не в деревне. Мы даже не невры. Орнаменты
нам ни к чему, а трава сейчас бы кстати. Мы и так ходим по лезвию секиры, что
теряем? Разве в Лесу опасности больше?
— Больше, — ответил Мрак серьезно. — Просто
мы лучше знаем Лес, не лезем сами в петли. Тарх, что ты скажешь?
Таргитай очнулся от громкого голоса, захлопал веками. Глаза
были непонимающими, испуганными.
— Что? О чем?
— Перестань ныть, — сказал Мрак с досадой. —
Она же бессмертная, твоя берегиня! А если вила, то все одно прожила дольше нас
вместе взятых… Да и вилы, по-моему, тоже бессмертные. Олег, вилы мрут?
Олег недовольно скривился, злой, что перебили.
— Сие тайна велика есть. Я вилами не занимаюсь. Ни один
волхв все не охватывает. Знаю травы, а все остальное — краешком. Тарх, мы с
Мраком полагаем, что надо вернуться на время в Лес. Подошла пора цветения
папоротника…
— А берегинь в Лесу как сосновых шишек в урожайное
лето, — добавил Мрак, — на каждом дереве! Бывает, целая дюжина на
ветке качается. Сам видел.
— Не нужны мне другие берегини, — ответил Таргитай
сурово. — Кто-нибудь из невров находил цвет? Не в древности, а среди
наших?
— Наших осталось только трое. Мы.
— Решайте сами, — ответил Таргитай уныло. —
Олег умный, а ты — смелый. А что я? Куда иголка, туда и нитка.
Две ночи они крались через Степь. Не в свой Лес, от него
ушли слишком далеко, туда пришлось бы идти половину лета, а взяли влево, где на
виднокрае чернела полоса. Мрак пообещал, раздувая ноздри, что там не роща, не
гай, а настоящий Лес. Его что-то беспокоило, глаза темнели, но изгоям не сказал
ни слова, только заново наточил секиры. Лук был при нем, хотя колчан был пуст.
В мешочке звенели тяжелые наконечники, но стрелы в Степи из бурьяна не
выстругаешь.
Ночью на сухие стебли падала роса. Странно было видеть на
мертвенно-жестких листьях крупные холодные капли, где зловеще-ярко сияло
мертвое солнце ночи. Высоко в небе так же холодно и мертво блистали звезды. Над
головой мелькали бесшумные тени.
Таргитай приободрился, подумав, что лесной филин летает
охотиться даже сюда, в Степь, но одна из таких теней на миг закрыла луну и
горсть звезд, и он содрогнулся, увидев растопыренные мохнатые крылья с
перепонками, на которых торчали острые когти. Огромный кожан, нетопырище,
ночное чудище!
Мрак пихнул Олега в бок:
— Тебе не нужны их лапы, уши, когти? Боромир, бывало,
заказывал…
— Я занимаюсь травами, — напомнил Олег поспешно.
Он втягивал голову в плечи, когда над ним проносились невидимые крылья, обдавая
опасным холодком.
— Травами? А я — охотой. Но здорово вы бы нажрались,
если бы я умел стрелять, скажем, только по зайцам!
На третью ночь подошли к Лесу вплотную. Ночь была ясная,
хоть на луну часто наплывали облачка, ровную Степь заливал тихий серебристый
свет, а дальше из сухой прокаленной земли поднималась черная стена деревьев,
упиралась в небо.
Невры остановились на опушке, уже различая родные запахи. За
спиной оставалась злая Степь, безжизненная — несмотря на травы, зеленых
кобылок, хомяков, зайцев и даже крупных дроф. В Степи все плоско, бедно, а Лес
— многоповерховый, жизнь копошится не только под ногами, но и на всех уровнях,
везде — своя жизнь, свои звери и птицы.
— Пошли, — сказал Мрак нетерпеливо.
Таргитай и Олег протиснулись за ним в черноту. Таргитай тут
же завопил и свалился, запнувшись за корни, Олег с хрустом врезался лбом в
дерево, что откуда ни возьмись выпрыгнуло навстречу. Мрак заворчал, спина его
выгнулась горбом. Он повернул к изгоям темное лицо, жутко блеснули красные
глаза, он прорычал:
— Ждите здесь…
Мягко шелестнули его шаги по опавшим листьям, тут же все стихло.
Таргитай потерянно стоял, не двигаясь, привыкал к темноте. Ему вдруг стало
страшно. Лес был не совсем Лес…
— Олег, — позвал он тихонько. — Ты еще здесь?
Дай руку, я тебя не вижу.
Рядом хрустнуло, его плеча коснулись чужие пальцы. Голос
Олега раздался совсем рядом:
— Тарх, что мы натворили!.. Мраку нельзя возвращаться в
Лес!
— Поче… Ах, это же беда…
— Понял? Мрак не удержится. В Степи зов волчьей души
затих, мы даже забыли, что Мраку осталось последнее превращение… Но теперь наши
лесные души раскрываются, мы слышим зов Леса, а отказаться не в силах!
— Мрак не вернется? — спросил Таргитай. Он
почувствовал на глазах слезы.
— Не знаю. Как я, дурак, не подумал! Все о травах, о
папоротнике… А Мрака потеряем…
— Я тоже не подумал, — признался Таргитай горько. —
Он нас так долго берег, что мы разучились заботиться о себе… да и никогда не
умели. А уж о нем вообще не думали! А он беззащитнее нас.
Очень медленно в темноте начали прорисовываться силуэты
могучих деревьев, зависшие над землей крючковатые ветви. Проступали белесые
корни, мшистые бугры, начали проясняться узорные листья папоротников, странные
стебли хвоща. Таргитай часто и глубоко дышал, вживался, возвращаясь в Лес всеми
чувствами, заново узнавая, отыскивая свое место.