Странник сделал последний шаг, остановился перед Мраком. Он
был выше Мрака и пошире в плечах, и хотя был так стар, что трудно назвать
возраст, но богатырская фигура еще дышала силой и мужеством. На поясе у него
висел охотничий нож, но размером он был с меч киммера — акинак.
— Спасибо, — ответил странник густым сильным
голосом. — Мир тебе, герой, и твоим друзьям, что прячутся в кустах.
Надеюсь, это воинская хитрость, а не трусость?
Мрак в затруднении оглянулся на кусты. Друзья спрятались
надежно, сам бы не заметил. Или странник чует по запаху? Но оба только что
смыли запахи, пот…
— Надежно спрятались, — подтвердил странник,
словно прочел мысли Мрака, — но у меня богатый воинский опыт… Я устал, у
вашего огня передохну с радостью.
Таргитай и Олег вылезли из засады, поклонились страннику.
Тот чуть склонил голову, пронизывающие синие глаза с удовольствием задержались
на их фигурах, широких плечах.
Олег тут же бросился раздувать угли, Таргитай принес сухие
ветви, а Мрак быстро нарезал мясо, насадил ровными ломтиками на прутья, с
которых содрал кору.
— У нас небогато, — сказал Мрак, — но чем
богаты, тем и рады. Мы не знаем твоих обычаев, странник, так что угощайся по
своим. Ешь, не обращай внимания на нас.
Странник косился на прутья, что держал Мрак над горящими
углями. В его глазах заблестели веселые искры:
— Ну, положим, обычаи воинов разных народов удивительно
схожи… Это был хороший воин?
— Лучший, — заверил Мрак. — Я ел у него на
глазах его печень, а он клял меня!
— Храбрый воин, — согласился странник. Он принял
прут с насаженным мясом, начал есть недожаренным, по губам потекла кровь. Он с
удовольствием зажмурился, квадратная челюсть двигалась равномерно, крупные зубы
с хрустом разгрызали мясо. Таргитай подумал, что, попадись в этой печенке
берцовая кость, странник и ее схрумкал бы как стебелек травы.
Олег нетерпеливо ерзал, но если молчит Мрак — надо молчать.
Чтобы не томиться зря, Олег сбегал к ручью, набрал воды. Когда незнакомец
закончил есть — было видно, что проголодался здорово, — Олег полил ему на
руки.
Мрак выждал, когда странник вытер пальцы о дерюжную куртку,
спросил негромко:
— Кто ты, подорожный? Куда путь держишь?.. От дела
лытаешь или доли шукаешь?
В синих глазах незнакомца плясали веселые искорки. Небо уже
темнело, серебряные волосы странно и красиво подсвечивало снизу багровыми
углями.
— Меня называют разными именами, — ответил он
мощным голосом, где звучал металл, а чуткое ухо Таргитая услышало далекий лязг
оружия и ржание коней. — В каждом племени по-разному. Но я всего лишь
странник, бредущий по свету. А иду я… сам не знаю куда. И откуда. Вы можете
звать меня просто Путником. Я просто бреду по свету, смотрю на мир, слагаю
песни…
Мрак метнул на него огненный взгляд:
— Песни?.. Если можешь, спой нам. Мы так долго не
слышали других голосов, кроме собственных! А нам они опротивели.
Путник усмехнулся:
— Но у степняков тоже были голоса?
Мрак отмахнулся:
— Только хрипы, только хрипы…
Путник сделал пару богатырских глотков из фляги, бросил ее
волхву, тот снова помчался к роднику. Из заплечного мешка тем временем
появилась широкая доска с туго натянутыми жилами, похожими на тетивы, но одна
тоньше другой. Пальцы Путника опустились, тронули, жилы в ответ странно
загудели: одна — комариным писком, другая — как шмель, третья — будто
нагруженная медом пчела…
Примчался Олег, держа наполненную флягу. Его уши вытянулись
на четверть, даже Мрак задержал дыхание, вслушиваясь в неслыханные дотоле
звуки. Путник подкрутил крохотные колышки, наматывая жилы потуже, потрогал,
прислушался, вскинул лицо к темному небу, где зажигались звезды, ударил по
жилам всей пятерней… и запел.
Мрак встрепенулся. Его глаза засветились в сумерках, странно
меняя цвет от кроваво-красного к светло-серому. Он потянулся к Путнику, не
сходя с места. Таргитай подумал ревниво, что оборотня можно сейчас ограбить,
постричь, раздеть догола… Он сейчас в мире, сотворенном песней Путника, а
здесь… так, просто пустые ножны.
Под оранжевым солнцем, что вспыхнуло в ночи, вдруг
заблистали призрачные города, высокие башни, дворцы. Сердце щемяще заныло от
сладкой тоски. В песне Путника все громче слышались хриплые крики, звон мечей и
сабель, дикое ржанье обезумевших от крови коней, женские вопли и треск горящих
домов. Сердце застучало чаще, заспешило, спотыкаясь, душа застонала от жажды
войти в мир справедливых войн, приключений, горынычей, великанов, небесных
волхвов, берегинь, крылатых дев…
Путник лишь коротко взглянул на их зачарованные лица, тут же
начал перебирать струны в другом ритме, наполняя воздух чародейскими звуками.
Таргитай ясно увидел возникший в воздухе лик прекрасного юноши, который
страдал, любил, носил цветы и дары, но она, любимая, все отвергала… В отчаянии
ушел в дальние страны, с мечом в руке завоевывал царства, возвел на престол
законного царя, изгнал захватчиков, сразил дракона и создал могучую державу…
Принцесса сама послала за ним, но великий воин, в прошлом — слабый мечтательный
юноша, уже многому знал цену. Он задумался: принять ли?
В воздухе еще долго звенели чарующие звуки струн. Все
молчали, не в силах вернуться из сказочного мира героев в их серый и мрачный.
Перед остановившимися глазами Таргитая проносились призрачные всадники,
медленно растворялись в черном небе, слышался затихающий лязг оружия. Дольше
всех висело в воздухе сказочно прекрасное лицо заморской принцессы с удивленно
вскинутыми бровями, жемчужинами слез в огромных, как озера, лиловых глазах…
Мрак медленно шевельнулся, словно оживающая скала. Голос его
донесся из глубины горы — хриплый, далекий:
— Путник!.. Никогда раньше… Никогда ничего лучше… Ты
вывернул душу! Ты снял с нее шелуху. Я раньше только чувствовал, а теперь знаю,
зачем живу. Ты все очень точно облек в твердые, как железо, слова, а заточил их
до немыслимой остроты на этой… этой штуке.
Путник широко улыбался, но проворные пальцы, непривычно
гибкие для такого огромного человека, уже укладывали доску с натянутыми жилами
в мешок. Он встал на ноги, поклонился.
Мрак вскочил, словно его ужалила змея:
— Что случилось?.. Тебя обидели?.. Сейчас ночь, спи у
нашего костра. Мы посторожим твой сон.
Путник медленно покачал головой. В ночи его серебряные
волосы казались густой россыпью звезд, а синие глаза стали совсем черными, как
лесные озера. Темное лицо, выдубленное палящим солнцем и ветром, казалось
печальным.
— Надо идти… Не знаю, сколько мне отмерено, а в
старости работать надо больше, чем в молодости. Я так и хочу умереть — в
дороге! Это женских могил нет в поле, но мы ведь мужчины… У нас на сапогах
пусть всегда будет горькая пыль странствий.