Он присел на край спальной полки, снова нервно потер сухие ладони и заговорил негромко, словно обращаясь не ко мне, а к кому-то другому, невидимому, скрытому.
— Целая жизнь, вы говорите. Это для вас, а для меня все было как будто вчера, и в то же время… Понимаете, время — оно ведь движется не линейно. За несколько ярких насыщенных дней можно пережить столько, что воспоминаний хватит надолго, а потом раз — и провал длиной в двадцать ничем не заполненных лет…
Он помолчал, разглядывая узор дешевого линолеума на полу. На двоих в каюте места явно не хватало, колени Евгения почти перегородили проход, и мне оставалось лишь скорчиться на откидном сиденье у узкого столика. Незваного гостя же, кажется, вовсе не смущала теснота и духота пенала, лирическое отступление продолжалось.
— Бывает, что вот такая случайная встреча заставляет остановиться, оглянуться и осознать, как далеко все ушло. Как изменился ты сам. Не то чтобы предал идеалы юности — я всех этих пафосных слов не терплю, — а как-то растерял, глупо растратил непонятно на что. Ведь было же когда-то огромное желание жить, работать, творить, любить, наконец. А с годами навалилась какая-то странная апатия, и все стало безразлично. И вдруг эта встреча — как вспышка, как будто сама судьба решила наконец напомнить тебе, каким ты был…
Он помолчал и поднял на меня глаза:
— Алена, вы извините, я все это вам говорю не потому, что пытаюсь найти в вас бесплатного психоаналитика. Нет… Просто хочу, чтоб вы поняли: мне необходимо видеть ее. Поняли и помогли мне!
Он улыбнулся какой-то растерянной кривоватой улыбкой, отчего лицо его сделалось моложе, стало почти юным, и на минуту показалось, что это не наполовину седой, потрепанный жизнью дядька сидит передо мной, а мальчишка вроде Эда, смущенный, сбитый с толку первым острым переживанием. Может, поэтому я прониклась к нему пониманием и сочувствием.
— Ну хорошо, чего вы от меня хотите? — сдалась я.
— Помогите мне еще раз встретиться с ней! — горячо попросил он. — Я мог бы выследить ее, явиться прямо в каюту, но… Я не хочу смущать ее, ставить в неловкое положение. Я ведь не знаю даже, одна она или с кем-то, замужем или свободна. И не хочу быть навязчивым. Мне бы встретиться с ней где-нибудь на нейтральной территории. Просто поговорить, узнать, как она живет, ничего больше…
Я задумалась. Честно признаться, ни одна из пассий Евгения симпатии у меня не вызывала, что скандальная хабалка-жена, что надутая синьора-примадонна. Играть в пользу одной из них мне не было никакого резона. С другой стороны, если у Стефании завяжется какая-нибудь канитель с бывшим мужем, возможно, она выкинет из головы мысли о немедленном возвращении обратно в Италию, да и за сыном, наверно, станет следить не так пристально… Черт с ними, придется взять на себя роль сводницы.
— Ладно, — кивнула я Евгению. — Предлагайте место. Я, так уж и быть, приведу ее туда, как будто случайно. Но дальше на меня не рассчитывайте, разбирайтесь сами. Идет?
— Идет! — согласился он, обрадованный. — Спасибо вам, Алена!
— Спасибо не булькает, — отшутилась я.
Твое счастье, неистовый влюбленный, что у меня нашелся в этой истории собственный интерес, иначе все прочувствованные речи остались бы без ответа.
* * *
— Я хотела вас спросить по поводу «Аиды». Это же 86-й год, да? А кто был режиссером-постановщиком?
Мы со Стефанией чинно прогуливались по палубе, обсуждая детали будущей книги. «Михаил Лермонтов» дремал у пристани, с палубы хорошо просматривалось выцветшее бледно-зеленоватое здание речного вокзала. Под дощатым навесом теснились продавцы сувениров, из буфета тянуло пережаренным маслом. Чуть дальше к реке лесенкой спускались каменные постройки. Сквозь зелень проглядывали сверкающие золотом купола церкви, тянулась к небу узкая колоколенка. По причалу лениво бродила унылая тетка в стоптанных туфлях, выкрикивая в мегафон предложения посетить обзорную экскурсию по жемчужине Золотого кольца городу Плесу с заездом в Дом-музей Левитана.
По трапу лениво сходили особо любознательные пассажиры теплохода. Стюард вежливо раскланялся с женой и дочерью владельца казино Тихорецкого. С первого взгляда казалось, что дамы примерно одного возраста — обе длинноногие, высушенные в солярии, пухлогубые блондинки, и, лишь приглядевшись, можно было понять, что милая мордашка дочери досталась ей от природы, в то время как мать отвалила за свою немалые деньги лучшему пластическому хирургу Москвы. Стюард напомнил пассажиркам, что отплытие состоится через два часа, и те, пересмеиваясь, проследовали на пристань. За ними вальяжной походкой спустился Черкасов — завидев его, я резво отпрыгнула от перил, чтобы настойчивый поклонник меня не заметил, — затем трап опустел.
Сегодня мадам выглядела не такой взбаламученной. Должно быть, уже переварила столкновение с прошлым, свыклась с мыслью, что оказалась, в прямом смысле слова, в одной лодке с бывшим мужем и его новой женой. Только вот на голову для чего-то накрутила шелковый шарф, а глаза снова спрятала за огромными темными очками.
Я, проявляя чудеса красноречия, живописала посетившие меня идеи по поводу книги и, идя на шаг впереди, ловко вела внимавшую мне примадонну к цели. Гаммельнский крысолов, да и только! Мы миновали бар, где по вечерам отплясывали лихие пассажиры, видеосалон — судя по звукам, доносившимся из-за двери, там крутили какую-то муть с мордобоем и стрельбой, и вырулили на лестницу, ведущую вниз, к расположенному прямо на борту теплохода тренажерному залу, оборудованному по последнему слову техники.
Стефания ступила на лестницу и, как нарочно, поскользнулась. Тонкий каблук чиркнул по узкой ступеньке и провалился в пустоту. Взмахнув руками, моя собеседница полетела вниз. Я не успела даже охнуть, не то что подать ей руку.
Падая, благообразная дама выругалась от неожиданности, громко, по-русски, пытаясь поймать в падении слетевшие с носа очки. Но ловкости не хватило, трехсотдолларовый «Диор» с печальным треском шваркнулся о кафельный пол. Самой же Стефании повезло больше — ее подхватили мужские сильные руки. Женщина машинально вцепилась в твердые мускулы плеч удержавшего ее человека, перевела дыхание, подняла голову и встретилась взглядом со знакомыми коньячными, в зеленоватых искрах глазами.
— Значит, это все-таки ты, — тихо произнес Евгений, не разжимая рук.
Я же на этой радужной ноте предпочла по-быстрому отчалить и заняться собственными делами.
10
Я взбежала по лестнице — прямо-таки воплощенный порыв и страсть! — и забарабанила кулаком в дверь люкса. Эд отворил, за его спиной с телеэкрана лихо отбивался от банды негодяев безоружный Брюс Уиллис. Видимо, в каюте открыто было окно, потому что, едва он распахнул дверь, нас чуть не сбило с ног порывом свежего, пахнущего водой и майской зеленью ветра. Ополоумевшее весеннее солнце ввалилось в каюту, а вслед за солнцем вошла я в растянутой белой футболке с полустершейся Мадонной.
И уже через мгновение я оказалась прижата к обитой чем-то пурпурным стене гостиной и Эд сжимал горячими ладонями мое лицо. Бог знает что делалось со мной, когда до меня дотрагивался этот парень, он целовал меня, и я припадала к его губам, как к источнику, будто мучимая жаждой, пила и не могла напиться — не отрываясь, не открывая глаз, растворяясь в каждом прикосновении. Его ладони проникли под футболку, и я дернулась, словно от электрического разряда. Он оторвался от моих губ, перевел дыхание, и я, обессиленная, прислонилась лбом к его плечу.