Пир в одиночку - читать онлайн книгу. Автор: Руслан Киреев cтр.№ 47

Все мигом подняли головы. Недалеко от К-ова сидела девочка с перекинутой на грудь толстой, не до конца заплетенной косой и спокойно, ласково улыбалась. «Я не расслышала», – призналась она.

Циклоп остановился, как бы пораженный чем, голова его приняла вертикальное положение, а рука выползла из кармана. Поскрипывая туфлями, стал приближаться. «Я тоже не расслышал», – известил он. «Вы?» – удивилась она. «Я. Скажите-ка еще что-нибудь. Или нет, спойте лучше. Вы ведь поете?»

Спиной к К-ову стоял он, так что будущий сочинитель не мог видеть его лица, тем не менее отчетливо представлял, как при словах «вы же поете» поднялось больное веко и из-под него холодно глянул мутный глаз.

Вот тут уж она затрепетала. «Откуда, – выдохнула, – вы знаете?» И уже не сидела, уже стояла… «Пой!» – приказал он.

Вся в оборочках была она, голубых и белых, и оборочки эти нежно дрожали; дрожали распущенные тонкие волосы, дрожали блики августовского солнца на полных, в ямочках и складках, руках. Когда же, минуту спустя, она запела, то и голос ее слегка дрожал. Это не портило его. Чист и тонок был он, как у ангела, и про ангелов, чудилось К-ову, она пела.

А через пять месяцев, на новогоднем вечере, прелестный голосок этот звучал со сцены.

Так Людочка Попова, будущая избранница Володи Лушина, стала солисткой. Он аккомпанировал ей, но это потом уже, на третьем курсе, пока же пела в сопровождении Кости Гречанинова, несовершеннолетнего лопоухого маэстро с вечной дурашливой улыбкой на лице. Лишь когда за инструмент садился, блаженная улыбочка эта исчезала. Строго губы собирал, морщил лоб и даже уши, казалось, прижимал к черепу.

Устоять против Сергея Сергеевича было трудно. Не только Людочку Попову, не только Лушина, но и К-ова вытащил на сцену.

Любовь к цирку – на ней сыграл многоопытный искуситель. Очень рано проснулась она в сыне партерного акробата, лет этак в семь или восемь, когда в городе раскинули первое шапито. Чуть ли не каждый день ходил сюда, благо наловчился проникать без билета, растворяясь в толпе опаздывающих, прущих напролом зрителей. В доме не было ни единой отцовской фотографии, даже плохонькой, даже маленькой, и сын, волнуясь, жадно и ревниво всматривался в артистов. Особенно в тех, что на голове стояли. (Позже он попытается отыскать место, где погиб отец; не могилу – место хотя бы: городок ли, деревню, а ему, отвечая, называли сразу целые области.)

Номер, с которым он, совращенный Пиджачком, выступал в техникумовской самодеятельности, именовался иллюзионным аттракционом… Лушин – тот к фокусам был безразличен; даже самые головоломные трюки не поражали его, отпрыск же профессионального циркача считал делом чести разгадать все их.

Чем завораживали его современные факиры? Уж не умением ли провести за нос босоногую тетеньку с факелом? Так или иначе, но интерес к грациозному обману сохранился в нем до зрелых лет и истощился в одночасье, вдруг, после концерта, который назывался «От фокуса к фокусу».

Вел его разбитной малый во фраке, этакий говорящий пингвин. Обнимая микрофон, выдерживал после каждой шуточки паузу, пока публика, реденько рассевшаяся на мокрых после дождя крашеных скамейках зеленого театра, не начинал а-таки смеяться.

Столько фокусников зараз К-ов видел впервые. В основном это были молодые люди, легкие, элегантные, исполняющие свои трюки под фонограмму модных песенок. Но вот после очередной репризы что-то щелкнуло в мощных усилителях – должно быть, выключили магнитофон, – и на сцену выпорхнули в абсолютной тишине два ветхих человечка, старичок и старушечка. Магнитофон выключили, всего-навсего, а К-ову почудилось, что это со звоном открылась волшебная, старинной работы шкатулка и выпустила на волю гномиков.

Старичок был сама галантность. Украдкой выхватив из-под полы бумажную розу, торжественно преподнес ее своей даме. Встряхнул алым платком, взял за кончик и бережно, точно живое существо, накрыл розу. А когда сдернул платок, на ее месте подрагивал в облачке пыли пышный букет. Просияв, оба разом повернулись к публике.

Еще несколько минут сновали по сцене, ручонками разводили, шуршали бумажными веерами, явно подкрашенными к сегодняшнему вечеру. Потом, раскланявшись, нырнули под жидкие аплодисменты в свою шкатулку, и та захлопнулась навеки.

Но К-ову еще суждено было увидеть их – в тот же вечер, сразу после концерта. Свернув на боковую аллейку, едва не столкнулся с ними, деловито семенящими к выходу. На старике был длиннополый плащ (это летом-то! в июле месяце!) и вышедшая из моды осенняя шляпа. Чемодан с реквизитом нес он. Сын циркача замедлил шаг, пропустил возбужденную чету и некоторое время следовал поодаль. Ему рисовалось, как они, давно ушедшие на покой, неожиданно получили приглашение участвовать в летнем концерте; как радостно засуетились, как спустили с антресолей допотопный чемодан и извлекли на свет божий пропахшие нафталином платки, ленты, ширмочки… Как, не откладывая, начали репетиции, а на другой день отправились в неблизкий путь. Будто так просто, для моциона, на самом же деле взглянуть на афишу.

И вот все позади. Руки не подвели их: и цветы распускались, и ленточки разворачивались, и платочки исчезали… Упоенные успехом, смеялись в темной аллейке, перебивали друг дружку, потом старичок чихал и очень сердился, что чихает. Выйдя из парка, двинулись с тяжелым своим скарбом к троллейбусной остановке, К-ов же медленно пошел в другую сторону, и давнего детского интереса к древнему жанру в душе его не было больше.

Воспитанники изобретательного и энергичного Пиджачка разъезжали с концертами по всей области. Три или четыре рубля стоил билет – тогдашними деньгами, выручка же шла на нужды самодеятельности. Костюмы… Реквизит… Но заветнейшей мечтой Сергея Сергеевича – и он этой мечтой заразил своих подопечных – были инструменты для маленького эстрадного ансамбля, квартета, например. Вот тогда бы они развернулись! Тогда бы показали класс!

Едва ли не каждую субботу отправлялись на учебном автомобиле в путь. Поперек кузова клались толстые, гладко обструганные доски, несовершеннолетние гастролеры усаживались рядком, Сергей Сергеевич нырял в кабину, и грузовичок, за рулем которого был не стажер, как обычно, а инструктор, выкатывал из города.

Их ждали. У въезда в деревню (на околице следовало б сказать, но горожанин К-ов не чувствовал за собой права на это слово) – у первых домов их караулили мальчишки. С криком «Едут! Едут!» неслись сломя голову впереди подпрыгивающей на ухабах машины. Событие и впрямь было немалое. Взаправдашние артисты в те времена и носу не казали в этакую глухомань, а телевизионная вышка только строилась. Да что телевидение! – электричество-то не всюду было. Случалось, выступали при керосиновых лампах, зато как принимали! Взрослый К-ов вспоминал об этих концертах с умилением.

Гвоздем его номера была «Яичница из воздуха». На сцену выносился примус, уже гудящий, уже светящийся голубым пламенем, ставилась сковорода, он делал над ней несколько пассов, трогал волшебной палочкой, и в сковороде трепетала, шипя и фыркая, бледно-желтая яичница. Спускаясь в зал, угощал зрителей.