Шеф резко посерьезнел, даже напрягся чуть-чуть и потянулся к поющей на краешке стола трубке.
– Прости, розочка, я сейчас, – ласково прошептали мне. А в трубку было сказано совершенно иным, предельно суровым тоном: – Вознесенский.
Случись такое минут десять назад, я бы непременно воспользовалась ситуацией, чтобы сбежать на рабочее место. Но после стремительного танго его пальцев трудового энтузиазма поубавилось. Теперь хотелось горячих губ, щекотного шепота в ушко, наглого расстегивания трех пуговиц жакета и… и пропади оно, это ООО «С.К.Р.», пропадом.
Но чем дольше длился разговор, тем ясней становилось – расстегнутых пуговиц не будет. Кажется, Глеба вообще украсть хотят. Не то на совещание какое-то сманить, не то на проверку.
– Не приеду! – развеял мои опасения брюнет. – Сами разбирайтесь.
А спустя десяток секунд:
– Что значит не можете? Вы следователи или кто?
А еще через миг совсем жутким голосом:
– Вот и разбирайтесь!
На том конце гипотетического провода что-то затараторили, и Глеб чуточку смягчился.
– Я попробую убедить лигу тринадцати созвать вожаков стай. Но чтобы говорить с вожаками, мне нужны доказательства, понимаете? Мне нужны зафиксированные и оформленные по всем правилам протоколы.
Собеседник высшего инкуба сказал еще пару слов и отключился.
От романтического тумана, застилавшего сознание, и следа не осталось. Демон, впрочем, тоже настрой растерял. Он хмурился. А рука, возлежавшая на моих вторых девяносто, словно окаменела.
– Что случилось?
– Да так… – отмахнулся брюнет.
– Что-то насчет оборотней? – не сдавалась я.
Зеленоглазое начальство кокетничать не стало, играть в секретность – тоже.
– Мы проверяем информацию насчет временных меток, – сказал Глеб. – И это довольно сложно, если учесть, что метка видна только в момент зова. Ребята уже прошерстили контакты стаи Катрин, но активировать метки, чтобы зафиксировать улики, не могут. Сейчас будут проверять другие стаи, искать меченых людей и провоцировать оборотней на активацию.
При этих словах по спине легкий морозец побежал – уж слишком хорошо помню, на что способен человек с активированной меткой.
– Людей будут страховать, – словно услышав мои мысли, пояснил Глеб. – Никто не пострадает… скорее всего.
– А как их будут искать, если метка только в момент зова видна?
– Как-как… – проворчал инкуб. – Логически. Основной упор на подруг и любовниц – там, как понимаю, вероятность постановки метки выше. Да и вычислить их проще – по частоте телефонных звонков и эсэмэс. Плюс свидетели – родители и подруги обычно в курсе любовных привязанностей, верно?
Ну да, есть такое.
– Крис? Почему хмуримся?
– Ну… просто сложно это все. Тебе ведь сам факт подтвердить нужно, я правильно поняла? – Шеф кивнул, а я продолжила: – Так заставь стаю Катрин дать показания, а я как свидетель выступлю, и все, никаких рисков. И следователей напрягать не надо.
– Ты в этом деле не участвуешь, – заявил инкуб. – Это первое. Второе – Крис, мы, конечно, не люди, но и у нас бюрократические заморочки есть. Для того чтобы поднять вопрос, нам нужны запротоколированные доказательства. Понимаешь?
Уф! Час от часу не легче.
Брюнет, наконец-таки, отпустил. Я встала, нехотя вдела ногу в туфлю, но возвращаться на рабочее место не спешила. Просто у меня еще один вопрос имелся, как раз по теме.
– Глеб, а как так получилось, что Шасова метка сработала? Ведь в тот момент, когда он ее ставил, я не здесь, а в измененной реальности была. То есть оборотень меня не кусал, или… кусал не меня?
Зеленоглазый совсем посуровел.
– Начнем с того, что реальность, вообще-то, одна и та же. Речь о двух разных ее состояниях – естественном и искусственном. Ведь вода не перестает быть водой, если ее заморозить и превратить в лед? Так и здесь.
– Что ты хочешь этим сказать? – нахмурилась я.
– Что никакой второй Крис не было. Все, что происходило, – происходило с тобой. – Глеб шумно вздохнул, признался с заметной неохотой: – В идеале, при возврате реальности к естественному состоянию, ты должна была забыть все, что случилось в той, грубо говоря, другой реальности. Забыть, потому что всего этого не было.
– Но ведь было…
– С точки зрения настоящей реальности – нет, – отрезал инкуб. – В настоящей реальности ты меня не встречала – просто не могла встретить, а значит, и воспоминаний обо мне быть не может. Без прошлого нет настоящего, и воспоминаний, как понимаешь, тоже. Тот факт, что ты сохранила память, – нонсенс.
Глеб одарил очень хмурым взглядом.
– Но память, психика – материя тонкая, и именно этим я объясняю сбой. Физика грубей, с ней не поиграешь. Реальность вернулась в прежнее состояние, события, которые происходили, которые должны были произойти в настоящем, случились. И физика на них отреагировала. Физика всегда реагирует, понимаешь?
Ну… ну разве что чуть-чуть.
– Крис, если бы в ту неделю ты сломала руку, поверь, ты бы очнулась с переломом.
– То есть Шас меня все-таки кусал?
– Да. Укус был, следовательно, в твоем теле проявились его последствия. Это закономерно, это нормально.
Лично я ничего нормального тут не видела, равно как и в том, что оборотни временными метками балуются, ну да ладно.
– А ты? Ну то есть… то есть события с твоим участием?
– Что ты имеешь в виду?
– Близость, – помедлив, сказала я. Просто назвать наши отношения банальным словом «секс» язык не повернулся.
Глеб поджал губы. В том, что разговор не доставляет инкубу никакого удовольствия, сомнений никаких.
– Событий с моим участием, как понимаешь, в настоящем не было. И… – Демон запнулся, шумно вздохнул и только потом сказал: – Крис, это нормально, что твое тело забыло.
Уф! Вот почему у меня такое ощущение, что он сейчас не меня, а себя уговаривает?
– Ты забыла. Это обосновано законами мироздания и банальной логикой.
– Глеб, – перебила я. – До того как я рассказала об афере Вальтеза, ты говорил, что когда касаешься меня, то чувствуешь, будто…
– Будто я тебя знаю, – закончил мысль демон. – Да. Но это как раз неудивительно. Я не человек, Крис. У меня иной уровень восприятия.
Уровень восприятия? Черт! А как быть со мной? Я слишком хорошо помню тот вечер, когда лежала, свернувшись калачиком и ждала звонка – беспричинного и невозможного. Когда сердце щемило, мир перед глазами плыл, и… ведь у меня действительно ломка случилась. Самая настоящая.
И я точно знаю, мой наркотик вовсе не секс, мой наркотик – Глеб Игоревич Вознесенский.