— Валяй… — промычал сержант и вдруг пригнулся, точно очередной выстрел компьютерного противника мог ему реально повредить. — Ах, черт… чтоб тебя!
— Задание выполнено, автомобиль чист.
— А? Ага… Сейчас пойду… гляну, чего он там… не заводится… Ух, сколько вас, гады, здесь! Набегают и набегают…
Олег уже собрался уходить, когда сержант Неумоев, сделав, видно, чудовищное усилие над собой, поставил игру на паузу.
— Слушай, Гуманоид! — не оборачиваясь, спросил он. — А ты в машинах рубишь хоть немного?
— Я имею допуск четвертого уровня к управлению и техническому обслуживанию боевых машин, — ответил Олег.
— Да? — без удивления переспросил Рома, выслушав ответ Трегрея явно невнимательно. Сержант нетерпеливо постукивал указательным пальцем по мышке, вероятно, прикидывая стратегию дальнейшего ведения баталии. — Короче, рубишь, да? Глянь тогда, что с тачкой, а то у меня тут… сложное положение. Глянешь?
— Это приказ? — осведомился Олег.
— А то что же? Приказ, конечно.
— Приказ исполню, — выдал Олег. — Но должен предупредить, что личный состав недопустимо задействовать на работах, проводящихся с целью достижения личной выгоды для командира.
Рома миролюбиво фыркнул, не поворачиваясь:
— Опять пургу несешь… Тебе трудно, что ли, помочь человеку? Даже не мне, а Свете? Трудно, да? Ну, считай, это не приказ, а просьба. Хороший поступок совершаешь ради симпатичной девушки.
Олег помедлил и улыбнулся.
— Тогда другое дело, — сказал он.
* * *
Причину неисправности Олег определил довольно быстро, устранил поломку еще быстрее. В очередной раз с неохотой оторвавшийся от ноутбука сержант Неумоев влез на водительское сиденье и несколько раз завел и заглушил двигатель.
— Молоток! — похвалил он. — Не ожидал… Золотой ты человек, Гуманоид, как выясняется. Ладно, беги ставь чайник, жрать будем. Давай, быстрее, а то тебе еще печку дочищать…
За обедом Рома вытащил мобильник и, подмигнув Олегу, набрал номер.
— Алло! — выговорил Неумоев извивающимся от игривости голосом. — Светочка? Ага, это я, Роман. Узнала? Ну, в общем, машинка твоя готова… Да, уже. Вот так вот быстро… — он снова подмигнул Олегу. — Можешь, приезжать прямо сейчас и забирать. Что?..
Сержант выслушал ответ и погрустнел.
— Не получается, да? Мама?.. А что с мамой, заболела? Простудилась? А, вон оно что… Ой, извини, я не знал. Ну, тогда до завтра…
— Сегодня не приедет? — неожиданно для себя спросил Олег.
— Не… А чего это ты интересуешься? Запал на Светку, что ли, а, Гуманоид? — сержант шутливо погрозил парню пальцем.
Олег отвел глаза и пожал плечами. Он и сам не понял, что это ему взбрело в голову осведомиться насчет того, когда на территории бани появится светловолосая девушка. Как-то само собой вырвалось. Странно, раньше он за собой такого не замечал…
— Дочка особиста нашего, Глазова, — пояснил Неумоев. — Нормальная такая дивчина. Строгих правил, говорят, но это и хорошо. Не то, что местные марамойки… Ну что, похавал? Валяй пахать. А завтра с утреца еще надо полы везде отдраить и на территории порядок навести…
На следующий день, перед отправкой Олега обратно в часть, сержант аж расчувствовался:
— Почаще бы таких, как ты, гуманоидов, присылали… А то дадут неандертальцев каких-нибудь криворуких, возись тут с ними. Ну, удачи, братан, — закончил Рома. — Она тебе в части понадобится…
— Не вполне понял, — сказал Олег.
— А чего тут не понять, — сочувственно усмехнулся Неумоев. — Тебя ж не просто так сюда сунули аж на двое суток. Поди, набарагозил чего в расположении, вот и убрали тебя на время, пока утрясется. Наверное, сам и напросился, а тебе, так сказать, навстречу пошли. С дедами, что ли, поцапался? Ну, не хочешь, не говори. Мне-то что… Только вот, что я тебе скажу, братан Гуманоид: от проблем не убежать. Их решать нужно. А еще лучше — не вляпываться в них… Ну, бывай, боец!
* * *
Если смотреть на Москву с большой высоты ярким летом, почему-то мгновенно возникает невольное чувство, что там, именно там, внизу, кипит настоящая, более реальная, чем где бы то ни было в стране, жизнь. По переплетенным веткам и узлам трасс скользят автомобили, будто пульсируют энергетические импульсы; колышется пестрая человеческая толпа, омывая подножья бесчисленных строений… Зимней ночью эта вечная городская оживленность внизу не то чтобы утихает — затушеванная подсвеченной синей темнотой, она становится потаенной и загадочной, какой-то сказочной, и потому притягивает еще сильнее. Совсем другое дело — взглянуть с высоты на Москву, погруженную на самое дно сумрачной и холодной ноябрьской осени. Оживленность затихает, теперь в ней с трудом различается, собственно, жизнь. Слякотные и промозглые улицы наполняются копошением, наводящим на тоскливые мысли о тяжелой сырой земле, гнилых досках и мелких мутно-белых червях, слепо проедающих ходы в зловонности своего бытия…
Нечто подобное ускользающей мыслью пронеслось в голове Антона, когда он на минуту остановился у окна своего кабинета на двадцать первом этаже.
Опустив жалюзи и включив в кабинете свет, Антон вернулся за стол. Не садясь, а только опершись руками о стол, он уставился в экран компьютера и, шевеля губами, еще раз прочитал отчет майора Глазова.
— Вот это да! — выпрямившись, негромко проговорил Антон. — Вот это да… — повторил он.
«Вот это да!» — относилось не к отчету. Вернее, не только лишь к одному отчету. До того, как взяться за текст Глазова, Антону пришлось подробнейшим образом изучить некоторое количество документов — плод труда многочисленных сотрудников его ведомства, по крупицам собиравших информацию о человеке, в этих документах обозначенном «детдомовцем».
По паспорту объект исследования имел фамилию Иванов, отчество — Морисович, имя — Василий.
Правда, скорее всего, это ФИО являлось вымышленным. По-настоящему объект прозывался Олег Гай Трегрей — впрочем, и в этом полной уверенности быть не могло.
Информации о «детдомовце» было не так уж много. Просто прочитать и вникнуть в написанное Антон успел менее чем за три часа. Все остальное время, два полных рабочих дня, у него ушло на то, чтобы осмыслить прочитанное и сложить эти мысли в более-менее стройную конструкцию. Это оказалось непросто. Но еще сложнее было убедить себя в том, что вся информация о «детдомовце» — истинная правда.
Последний документ, касающийся «детдомовца», отчет Глазова, был перенаправлен уже лично Антону, из чего последний вывел логическое заключение, что делом Иванова-Трегрея будет теперь заниматься он. Видимо, это решение уже было принято руководством Управления и лично его главой Германом Борисовичем Магнумом, которого все до единого подчиненные за глаза звали не по имени-отчеству, а по фамилии — Магнум. Уж очень эта фамилия подходила Герману Борисовичу: величественному старику громадного роста, с бронзовым лицом римского центуриона.