— Троекратное «ура», задрыга! — милостиво подсказал он.
— Ура… — вякнул дернувшийся от удара новобранец. — Ура…
— Ура… Ура… — вяло и нестройно поддержали его недавние призывники.
— Благодарю, товарищ младший сержант, — повернулся к подсказчику Саня Гусев.
— Служу… и-э-э-х… — с зевком отозвался мордатый младший сержант и чуть пошевелился на подушке, — России. Валяй, продолжай, Гусь!
— Если кто из вас, духанчиков, — продолжил Саня, — зомбоящика насмотрелся и думает, что в нынешней армии все по Уставу, что с неуставщиной теперь строго и что прокуроры по первому же вызову в часть мчатся на вертолетах — он сильно ошибается. Неуставщина — она есть и будет. Потому что, — он наставительно ткнул в потолок указательным пальцем, — не будет неуставщины, не будет и нашей российской армии, вот так!.. Не, ну, может быть, в каких-то частях журналисты с проверяющими из прокуратуры и табунятся, — сделал допущение, презрительно скривившись, Гусь, — но в нашей части такого нет. В нашей части, слава богу, все нормалек, все как надо!
Надо заметить, это жизнерадостное известие взрыв радостных восклицаний у новобранцев не вызвало. Напротив, кто-то из них уныло и маловнятно пробормотал что-то вроде: «Охренеть, как весело!»
— Чё ты сказал, урод? — двинулся было к смельчаку, крутанув ремень сильнее, рядовой Мазур, но Гусь остановил его:
— Погоди, погоди, братух, парни еще не секут… Объясняю по порядку! — возвысил он голос. — Вы еще не забыли, духи, что вы здесь говно? Если забыли, напоминаю: вы — говно! Почему? Потому что ни хера не приучены к армейской дисциплине и вообще в службе не шарите. Вас еще полгода надо во все дыры долбить, чтобы вы соображать начали, как следует! А кто этим будет заниматься? Шакалы? То есть… офицерский состав? А оно им надо? Круглый год ходить за вами, гавриками, сопли вам подтирать, день и ночь талдычить одно и то же — это не то, что шакал… нормальный человек не выдержит. Поэтому среди них дураков нет. Все люди разумные и адекватные. Сами живут и другим жить дают — наш комполка других не держит. Говорят, до него, до Сам Самыча нашего, в части еще бывали шакалы идейные… — Гусь пренебрежительно пошевелил пальцами. — Ну, те, которые реально думают за год из салажат конкретных универсальных солдат сварганить. А Сам Самыч, как его сюда поставили, быстро им лыжи смазал. Выжил по одному. Ибо не хрена. Не нужны они здесь. Поэтому и получилось так, что вы, салаги, наша проблема.
— Так, — развивал мысль дальше рядовой Саня Гусев. — Служить вы пока не можете. А служить-то надо! И пахать надо! И что получается? Мы — кто уже шарит, что почем, кто все тяготы и лишения приучен переносить — должны за вас, криворуких дебилов, службу нести? И пахать должны за вас? Так, что ли?
Он вдруг отшагнул в сторону и выцепил за ухо очкастого новобранца Шапкина.
— Так, я спрашиваю, водолаз?! — гаркнул Саня в перекосившееся от испуга и боли лицо Шапкина. — Или нет?
— Нет… — едва слышно выдохнул новобранец.
— То-то, — одобрительно кивнул Гусь и затрещиной отправил Шапкина обратно к его койке. Потом кашлянул и заговорил снова, явно стараясь, чтобы его голос звучал по-командирски внушительно:
— Поэтому перед нами, старослужащими, стоит нелегкая, но почетная задача: как можно скорее вылепить из вас, любителей мамашиных пирожков, более-менее пригодных для защиты Отечества воинов! Как можно скорее, — повторил и тут же задал вопрос подавленно молчащей аудитории: — А как можно скорее?
Новобранцы промолчали. За них ответил писклявый Мазур:
— Один удар в печень заменяет трехчасовую лекцию!
— Во! — снова воздел палец к потолку Гусь. — Коротко и ясно.
Он снова подался в сторону и вытянул к себе того же Шапкина, ухватив его уже за другое ухо.
— Боишься? — осведомился Саня, хотя и без этого было видно, какие именно чувства обуревают новобранца Шапкина — его крупно трясло, пухлые щеки раскраснелись, а линзы очков сильно запотели по краям. — Боишься! — сам с собой согласился Гусь. — А бояться не надо! — провозгласил он, отпуская Шапкина со «взлетки» — уже при помощи пинка.
— Чего бояться-то? Конечно, заниматься теперь с вами будут не только летехи и старшины, а все больше наши славные парни: младший сержант Бурыба…
Давешний мордатый махнул Сане рукой.
— …Младший сержант Кинжагалиев! Ну и другие сержанты и ефрейторы… с кем-то из которых вы уже познакомились, а с кем-то познакомитесь позже…
Соседняя с командоровской койка натужно скрипнула. Шевельнулась громоздящаяся на этой койке немалых размеров туша, полностью укрытая парой одеял и потому напоминавшая сугроб. А потом из недр этого сугроба родился мощный и продолжительный вибрирующий рокот — будто кто-то взял на тромбоне низкую ноту. Деды заржали. Командор отшатнулся, прикрывая ладонью нос.
— Это младший сержант Кинжагалиев передал вам, духанка, привет, — дополнительно пояснил Гусь. — Итак, младшие сержанты с вами будут заниматься. Ну и мы тоже по мере своих сил будем им помогать. Скажу сразу: дрючить будем жестко. По-настоящему жестко — в карантине вы такого и не нюхали…
— Точно — не нюхали, — морщась, очень тихо пробурчал Двуха, до которого к тому времени докатилась волна кинжагалиевского приветствия.
— Жестко, да! — продолжал Саня. — А вы как думали? Думали, в сказку попали? Здесь вам ни хера не ясли. И спрашивать будем с вас еще жестче! Потому что и с нас за вас шакалы спросят. Понятна схема, я надеюсь? Но… что еще хочу сказать…
Гусь вдруг снова обернулся к Шапкину, которому несчастная судьба уготовила участь оказаться к нему этой ночью ближе других новобранцев. Шапкин тут же инстинктивно присел и закрыл руками налитые багровой кровью уши. Гусь ухмыльнулся и отступил.
— Еще хочу сказать, что беспредела у нас нет, — договорил он. — Калечить никто никого не собирается. Пацаны! — обратился Саня к сержантам. — Подтвердите!
— В натуре, — зевнул мордатый Бурыба.
Сержант Кинжагалиев снова шевельнулся под одеялами, покряхтел… но повторить только что проделанный трюк не сумел. Поэтому лишь неразборчиво буркнул что-то.
— Слыхали? — окинул взглядом спальню рядовой Саня Гусев. — Вот так… Но с особо быкующими… — тут он прищурился в сторону Командора и компании, — и с особо тупорылыми разговор у нас будет… особый. Так поговорим, что мало не покажется…
Взгляд Гусева уже на излете зацепился за Сомика, и Сомик затрепетал.
— Ну, конечно, во всяком призыве найдется такая падла, — заговорил Гусь, словно вид Жени пробудил в нем новую мысль, — которая вздумает настучать… командирам или в прокуратуру, или в комитет матерей… Командиры-то сор из избы не выносят, стукачилло еще и от них огребет. А на гражданке… они ведь там нашей жизни никогда не поймут. Поэтому из-за всякой херни вонь до небес поднять вполне могут, только эта вонь так вонью и останется. Потому что, если кто не понял, никакому командиру лишние проблемы не нужны. А вот сам стукач… — Саня изобразил на лице крайнюю степень презрения. — Думаю, никому не нужно объяснять, что с такими гадами, стукачами, бывает. Стукач — не мужик. Даже вообще не человек. Чмо, утырок… Тьфу! Хуже бабы, хуже таракана! Раз только тебя в стукачестве заподозрят, вовек не отмоешься. Всю армейку чморить будут, в какую бы часть не перевели. Да и после армейки всплывет стукаческое прошлое, не сомневайтесь! Вот я бы лично стукачей прямо в толканах топил, безо всякой жалости!..