Кувалда же, воспользовавшись возникшей паузой, попытался выдернуть из стены нож, убедился, что не получится, сделал вид, что и не пытался, поднялся со скрипнувшего стула, прошёлся, бесстрашно потрепал голема по могучему плечу и приступил к делу:
— У тебя, чел, может получиться великая миссия, которая тебе вообще никогфа не снилась и не могла присниться фаже во сне.
— Даже где?
— Фаже во сне, — весомо повторил фюрер. — Это значит, что ты и мечтать не мог, что тебе когфа-нибуфь так повезёт.
— Извини, я пока не понял, о чём идёт речь, — робко улыбнулся Клопицкий и принялся чересчур старательно протирать очки.
Время, которое скромный учёный мысленно выделил предводителю дикарей, подходило к концу, о чём, собственно, артефактор и планировал поведать визитёру, но Кувалда понял причину неловкости по-своёму.
— Ошалел от рафости?
— Не без этого, — протянул учёный, елозя платочком по линзам.
— Можешь поцеловать мне руку в знак признательности.
Клопицкий вернул очки на нос и с академическим равнодушием сообщил:
— Трофим насквозь пробивает кулаком полудюймовый стальной лист.
Фразу Лёня произнёс громко, ни разу не запнувшись, а выражение лица при этом имел спокойное и чуточку заинтересованное, как будто он сто раз наблюдал упомянутый эксперимент, но ради науки готов провести его снова. Сигнал оказался настолько очевидным, что его расшифровал даже дикарь.
— Я пошутил насчёт поцелуя, — неестественно быстро произнёс великий фюрер.
— Знаю.
Кувалда опасливо взглянул на невозмутимого голема и продолжил:
— Я ведь по фелу к тебе, а фело вот какое: ты, говорят, крутой артефактор, то есть умеешь фелать крутые артефакты?
— Говорят, что умею, — не стал отнекиваться Клопицкий.
— Кто говорит? — заинтересовался одноглазый.
— А почему ты ко мне пришёл? — осведомился Лёня, элегантно избежав ненужных уточнений.
— Пришёл, потому что мне сказали, что ты не ферёшь столько фенег, как шасы.
— А если бы сказали, что беру?
— Пошёл бы к шасам. Что я, фурак, такие феньжищи какой-то полукровке скармливать?
Пару секунд великий фюрер широко улыбался, желтизной зубов подтверждая свою прагматичность и деловую сметку, затем опомнился и попытался сгладить ситуацию.
— Ну… К тебе это отношения не имеет, сам вефь понимаешь. А потом полукровка полукровке рознь, как братья от разной мамы, ты вот весь из себя умный…
— Мне понравилась твоя честность, — усмехнулся Клопицкий. То ли он действительно не обиделся, то ли мастерски владел собой. — Что же касается «полукровки», то это далеко не самое мерзкое слово из тех, которые мне доводилось слышать.
— Хочешь я тебя ещё как-нибудь обзову? Пожёстче.
— Тогда мне придётся сделать из тебя какой-нибудь артефакт.
— За этим я и приехал!
— Неужели? — изумился Лёня.
— Меня упросили на свафьбу заглянуть, — приосанился Кувалда. — Ты фолжен о ней слышать: королева женится.
— Вроде в новостях было.
— Ага, и я тоже там буфу, как новости. — Кувалда важно глотнул из фляги с вензелем и продолжил: — А какая свафьба без…
Лёня навострил уши, но великий фюрер точно знал, зачем приехал.
— …какая свафьба без пофарка? Вот я и прифумал, что ты фолжен сфелать артефакт фля самой королевы, мля, но только такой, чтобы все вокруг рты пораззявили от восхищения, королева поняла, что Красные Шапки ей верные и любят беззаветно, и ещё, чтобы стоила вся эта твоя банфура нефорого. — Одноглазый нетерпеливо огляделся. — Гфе он?
— Столько желаний и такая экономия, — задумчиво протянул Клопицкий. — Попахивает неуважением к царственной особе.
— Я особу уважаю всячески, — обозначил позицию одноглазый. — Но фолжен фумать о том, чтобы наша семья процветала поф властью короны и была на хорошем счёту и чтобы не разорилась на пофарке, который потом профать никому нельзя, если королева от него откажется, врубаешься?
— Почти во всё.
— Тогфа неси то, что я говорю, и фенег возьми нормально, а не как эти жафные шасы. — И тут великий фюрер начал что-то подозревать. — У тебя вообще это есть?
— Что именно? — скромно и без особого азарта осведомился Лёня.
— Есть, как я сказал?
— Прямо сейчас могу предложить выдвижной усилитель барабанного грохотания.
— Фля чего? — раскрыл рот Кувалда.
— Для уличных концертов, например, — выдвинул свою версию артефактор.
— Ты издеваешься?
— Мне его заказали, и я его сделал! О каких издевательствах ты говоришь?
— Я не могу фарить Её величеству выфвижное грохотание!
— А я не знаю, что нужно подарить Всеславе, чтобы она поняла насчёт безудержной любви Красных Шапок, — отрезал Клопицкий.
— Вернопоффанной любви!
— У вас всё становится безудержным.
— Откуфа знаешь?
— Вижу, как вы любите виски.
— Мы без него не можем!
— Подарите Всеславе башню из пустых бутылок в натуральную величину.
— Величину чего?
— Башни.
— Какой?
— Какой фантазии хватит!
— Мля…
Кувалда наконец-то понял, что над ним потешаются, и стал меняться лицом в злобном направлении.
— Резвишься, полукровка?
— Упражняюсь в остроумии.
— Острое я люблю, — проворчал великий фюрер, делая попытку извлечь на свет церемониальный ятаган.
— Ты ничего не забыл?
— Я сейчас всё больше за столом с фокументами работаю, так что, может, пару выпафов и забыл, но руки помнят, — успокоил артефактора Кувалда. — Резану с оттягом, башка сначала свалится, а потом кишки полезут…
— О друге моём не забыл?
Одноглазый резко обернулся, внимательно посмотрел на миролюбиво посапывающего Трофима, вспомнил о неизвестно откуда взявшемся ноже, огорчённо вернул наполовину извлечённый ятаган на место, поднялся и, не прощаясь, вышел из лаборатории.
В его голове крутилась одна-единственная мысль: «Что же фелать фальше?»
* * *
Муниципальный жилой дом
Санкт-Петербург, Лесной проспект,
22 апреля, пятница, 11.11
Александра Владимировна Андронова, двадцать девять лет, менеджер по персоналу в крупной коммерческой компании. Не замужем, детей нет. Играла онлайн примерно год, и с работы играла, и из дома играла, достигла больших успехов, уважения и авторитета. Считалась умным игроком, но жёстким, мужского склада и очень агрессивным. В феврале покинула виртуальные сражения и тогда же ушла в плановый отпуск, сразу после него — в отпуск за свой счёт без сохранения содержания.