– Я не заметил, чтобы она что-то глотала, – спокойно сказал Лео Штейн. – Я смотрел на нее все время. В рот она ничего не положила.
– Я не могу проглотить камень такого размера, – сказала Эва. Она поставила руки в боки и взглянула на мистера Пойнтца: – Ну как, что скажете, приятель?
– Стойте на месте и не двигайтесь, – отозвался достопочтенный джентльмен.
Мужчины освободили стол и перевернули его вверх ногами. Мистер Пойнтц осмотрел каждый дюйм. Потом переключился на стул, на котором сидела Эва, потом на соседние.
Осмотр был произведен тщательней некуда. Гости помогали. Эва Литерн стояла возле стены рядом с ширмой и весело смеялась.
Минут через пять мистер Пойнтц с тихим кряхтеньем поднялся с колен и печально отряхнул брюки. Безупречность костюма была нарушена.
– Эва, – сказал он, – снимаю шляпу. Вы самый изобретательный похититель драгоценностей, с которым мне довелось встретиться. То, что вы сделали, потрясающе. Насколько я понимаю, раз бриллиант не при вас, он должен быть спрятан где-то в комнате. Я сдаюсь.
– Чулки мои?
– Ваши, ваши, милая леди.
– Эва, дитя мое, все же куда ты его спрятала? – с любопытством спросила миссис Растингтон.
Эва рванулась с места.
– Сейчас покажу. Глазам не поверите.
Она подбежала к столику, где лежали вещи. Взяла свою черную вечернюю сумочку…
– Прямо на ваших глазах. Прямо…
Голос ее, веселый и торжествующий, неожиданно дрогнул.
– Ой, – сказала она. – Ой…
– Что случилось, детка? – спросил отец.
– Он исчез… Он исчез, – шепотом произнесла она.
– Что это значит? – Мистер Пойнтц подался вперед.
Эва порывисто повернулась к нему.
– Дело было так. Вот на этой сумочке, на застежке, у меня был большой камень. Вчера он отклеился, а когда я увидела бриллиант, то заметила, что он почти того же размера. И ночью подумала, что ваш камень легко можно было бы украсть, если бы взять и прилепить пластилином на место выпавшего. Никто не нашел бы. Я сама придумала. Я его уронила, потом с сумочкой полезла под стол, прилепила пластилином, который взяла заранее, потом положила сумку на столик и сделала вид, будто его ищу. Я думала, это будет, как в игре с похищением письма… ну, вы знаете – когда письмо лежит у всех под носом… его просто приняли бы за обычный кусочек горного хрусталя. И я хорошо придумала, никто ведь не догадался.
– Хотелось бы верить, – сказал мистер Штейн.
– Что вы сказали?
Мистер Пойнтц взял сумочку, осмотрел пустую выемку, где остались следы пластилина, и медленно проговорил:
– Может быть, он попросту выпал. Давайте-ка еще раз все осмотрим.
Они заново обследовали пол, но теперь никто не смеялся. В комнате повисла напряженная тишина.
Наконец осмотр был закончен. Все поднялись, переглядываясь.
– Камня нет, – сказал Штейн.
– Но ведь никто не выходил, – задумчиво сказал сэр Джордж.
Наступило молчание. Эва заплакала.
Отец потрепал ее по плечу.
– Тише, тише, – неловко попытался он ее успокоить.
Сэр Джордж повернулся к Штейну.
– Мистер Штейн, – сказал он, – только что вы кое-что пробормотали себе под нос. Я попросил вас повторить громче, вы этого не сделали. Но я все равно расслышал. Мисс Эва сказала, что никто не заметил, куда она спрятала бриллиант. А вы сказали: «Хотелось бы верить». Сейчас мы оказались лицом к лицу перед тем фактом, что кое-кто все же заметил, и этот кое-кто находится среди нас. Я считаю, единственный честный и достойный выход – это позволить себя обыскать. Пока бриллиант находится здесь.
Когда сэр Джордж входил в роль добропорядочного джентльмена, сравниться с ним в благородстве не мог никто. Голос его звенел искренне и негодующе.
– Как это все неприятно, – с несчастным видом произнес мистер Пойнтц.
– Это я виновата, – прорыдала Эва. – Но я не думала…
– Успокойся, детка, – мягко остановил ее мистер Пойнтц. – Никто тебя не обвиняет.
– Что же, надеюсь, предложение, которое высказал сэр Джордж, встретит полное одобрение в каждом из нас. Пусть согласятся все, и я первый, – медленно, монотонно проговорил мистер Литерн.
– Согласен, – сказал Эван Ллевеллин.
Миссис Растингтон посмотрела в сторону леди Мэрроуэй, и та коротко кивнула. Обе дамы и следом за ними продолжавшая рыдать Эва скрылись за ширмой.
В дверь постучал официант, но ему велели удалиться.
Пять минут спустя все восемь находившихся в комнате человек с недоумением воззрились друг на друга.
Бриллиант, известный под названием «Утренняя звезда», растворился в пространстве.
Мистер Паркер Пайн задумчиво смотрел на смуглое лицо молодого человека, который сидел за столом напротив.
– Конечно, – сказал он. – Вы ведь валлиец, не так ли, мистер Ллевеллин?
– Ну и что из этого следует?
Мистер Паркер Пайн махнул своей пухлой, ухоженной ручкой.
– Абсолютно ничего, совершенно с вами согласен. Я лишь пытаюсь классифицировать эмоциональные реакции представителей разных национальностей. Вот и все. Но вернемся к вашей проблеме.
– Я и сам толком не понимаю, зачем я пришел, – сказал Эван Ллевеллин. Руки его нервно подрагивали, темные глаза запали от напряжения последних дней. Он старался не смотреть в лицо собеседнику и, похоже, чувствовал себя от его дотошных вопросов неуютно. – Сам не знаю, зачем я к вам пришел, – повторил он. – Но куда, черт возьми, мне было идти? Что, черт возьми, я должен был делать? Беспомощность – это… Мне попалось ваше объявление, и я вспомнил, как однажды вас хвалил один мой приятель… И… Да! Потому-то я и пришел. Может быть, это дурацкая затея. В такой ситуации, наверное, вообще невозможно что-нибудь сделать.
– Не думаю, – сказал мистер Паркер Пайн. – Я именно тот человек, к которому следует обращаться в подобных случаях. Я специалист по несчастьям. Это происшествие, видимо, причинило вам немало страданий. Вы уверены, что точно изложили ход событий?
– По-моему, я ничего не упустил. Пойнтц достал бриллиант, пустил его по кругу, чертова девчонка приклеила его к своей дурацкой сумке, но, когда взяла ее, камень уже исчез. Мы обыскали всех, даже Пойнтца – он сам настоял на этом, – и в комнате никого больше, клянусь, никого больше не было. И никто не выходил!
– Даже официанты? – спросил мистер Паркер Пайн.
Ллевеллин покачал головой.
– Они вышли раньше, прежде чем Эва провернула этот свой фокус, а потом мистер Пойнтц запер дверь, именно чтобы никто не вошел. Нет, камень взял кто-то из нас.