Метатель ножей - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Миллхаузер cтр.№ 37

Парк 1917 года повсюду называли самой полной, самой удачной формой современного парка развлечений, его окончательным и классическим выражением, которое можно варьировать и расширять, но невозможно превзойти. Оставался единственный вопрос: куда Сараби двинется дальше?

Пресса воздавала почести классическому парку, а Сараби, по слухам, планировал следующий, и стал как никогда скрытен. Примерно в то же время он начал терять интерес к старым паркам, отданным в управление совету из пяти человек, которые должны были отчитываться перед Сараби всего дважды в год. Они сосредоточили свое внимание на первых двух подземных парках и пасторальной прослойке между ними, по большей части забросив верхнюю территорию, которая продолжала разваливаться. Пятна ржавчины расползались по опорам мостов, на каруселях отслаивалась краска, под американскими горками и в проходах между киосками росли сорняки; имелись и более серьезные признаки запустения. Патрули с некоторых участков верхнего парка были переведены вниз; оставшиеся потеряли бдительность, а потому все активнее заявлял о себе преступный элемент. Компания актеров, видимо, вжившихся в свои роли, скиталась по аллеям, где, говорят, возникали убогие бордели; поступали жалобы на банду гномов-головорезов, что бросили «Дорогу Кошмаров» и поселились в дальнем углу парка, названном Гномтаун, где никто не рискнул бы оказаться после заката.

Новый парк Сараби, открывшийся в 1920 году под классическим парком 1917-го, озадачил поклонников и спровоцировал детальную переоценку его карьеры балаганщика. Здесь он одним ударом расправился с четырьмя главнейшими чертами современного парка развлечений – аттракционом механическим (американские горки, «Шейкер»), аттракционом экзотическим (копии деревни, рынка, сада, храма), представлением («Разрушение Карфагена») и карнавальными забавами (паноптикум, игровой павильон) – и заменил их царством абсолютно новых увеселений.

Эффектно отказавшись от тщательного копирования, на новом подземном уровне Сараби подарил своим гостям безупречно фантастический мир. И тут уже трудно говорить определенно, поскольку Сараби запретил там фотографировать, и историки вынуждены исходить из часто противоречивых отчетов, временами подпорченных слухами и преувеличениями. Поговаривали о сказочных ландшафтах с жуткими гигантскими цветами и мнимыми летающими животными, о неуловимых колоннах и съедобных дисках света. Были сообщения о неожиданно являющихся лестницах, ведущих в подводное королевство, об исчезающих городах, об огромных сложных сооружениях, не похожих ни на что на свете. Видимо, широко использовались иллюзорные эффекты, ибо рассказывали о внезапно тающих высоких стенах, о метаморфозах и исчезновениях, а также об устройстве, которое произвело громадное впечатление: прыгающий монстр, который внезапно замирал в полете, точно замороженный, а потом растворялся в воздухе. Из этого последнего факта можно сделать вывод, что и для создания других эффектов Сараби использовал скрытые кинопроекторы. Весь парк точно полностью отрицал не только концепции копии, воссоздания, экзотической имитации, царившие в парках развлечений с самого начала, но и механические аттракционы, что самой природой своей заявляли о родстве с реальным миром железа, динамомашин и электричества, пусть и превращая этот мир в игру. Новое детище Сараби, напротив, вцепилось в нереальность и иномирность парков с аттракционами, и довело фантастические эффекты до беспрецедентных высот. Однако Сараби старательно избегал традиционных фантастических элементов, знакомых и уютных. Поэтому ничего не говорилось о простых созданиях вроде драконов, ведьм, привидений и марсиан, или даже о таких привычных деталях фантастической архитектуры как бельведеры, башни и зубчатые стены. Все странно, тревожно, даже зыбко – рассказывали о световых эффектах, благодаря которым иными казались целые здания, о зловещих переменах и превращениях, напоминавших смену театральных декораций.

Механизмы, судя по всему, использовались только замаскированно, невидимо; ибо лишь присутствием скрытых машин можно объяснить некие регулярно упоминаемые явления вроде целых островов, парящих в воздухе, и таинственно проваливающегося холма.

Любопытна реакция публики на новый парк Сараби: люди спускались, бродили, издавали восхищенные возгласы, чувствовали себя несколько озадаченными, и наконец возвращались в верхние парки. Больше всего народу пришло в день открытия – более шестидесяти трех тысяч человек в первые два часа, – однако вскоре стало ясно, что толпы не задерживаются. На второй месяц доходы касс оказались гораздо ниже доходов даже самого верхнего парка в его непрерывном опустошении. Казалось, новый парк восхищает людей, однако на самом деле им не нравится; публика предпочитала механические аттракционы, копии, киоски, зазывал, палатки с хот-догами – все то, что из нового парка решительно изгнали. Сараби, всегда чуткий к настроениям толпы, сделал нечто прежде невиданное: вместо того, чтобы внести изменения, он посреди сезона запустил рекламную кампанию. На неделю посещаемость возросла, потом резко упала, и задолго до конца сезона стало очевидно, что новый парк потерпел сокрушительное поражение.

Сараби встретился со своими советниками, и те рекомендовали три способа исправить положение: установить новые увлекательные аттракционы, что оживят несколько вялый парк; построить в центре него громадный крытый амфитеатр – двенадцать ярусов игровых павильонов, ларьков, магазинов, ресторанов и залов с игровыми автоматами вокруг трех вращающихся сцен с комнатой смеха, старым добрым парком аттракционов и цирком с тремя аренами; и, наконец, демонтировать парк и устроить на его месте совсем другой, более традиционный, но с совершенно новыми развлечениями. Сараби внимательно выслушал, отмел все три предложения и заперся с Данцикером и Стилуэллом для обсуждения мер, которые улучшат, а не изменят природу парка. В интервью 1927 года Данцикер рассказывал, что никогда Сараби не был так уверен в себе, как при обсуждении этого нового проекта; несмотря на собственное твердое мнение, что парк провалился, а Сараби следует прислушаться к мнению общественности, Данцикер отбросил сомнения и с готовностью бросился в авантюру по спасению парка, уже известного в народе как «Причуда Сараби».

Усовершенствованный парк открылся в следующем сезоне после массированной рекламной кампании, обещавшей потрясения и радости, до той поры неведомые людям; журналист «Нью-Йорк Геральд» назвал новое творение самой блестящей революцией в истории парков с аттракционами, с эффектами столь необычными, что они заслужили право называться высоким искусством. На следующий день журналист из конкурирующей газеты спросил презрительно: может, это, конечно, искусство – но разве это весело? Он отдавал должное преимуществам и даже великолепию новейших устройств Сараби, но считал, что тот перестал чувствовать сам дух развлечений – в конечном итоге, парками управляет популярность, и процветают они в гаме и хохоте посреди ухабов и кувырков. Через месяц стало очевидно, что обновленный парк не пользуется успехом.

Сараби держал его открытым себе в убыток, отказывался что-либо менять и начал по несколько часов в день бродить среди сменяющихся сказочных декораций почти пустого парка, все еще привлекавшего небольшое число посетителей: некоторые приходили единственно в надежде хоть мельком увидеть знаменитого владельца. И снова начали расползаться слухи о том, что Сараби планирует абсолютно новый парк, который превзойдет его самые ошеломительные творения и восстановит его законную репутацию Эдисона среди владельцев развлекательных парков.