Проситель - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Козлов cтр.№ 56

Чтобы этот опыт не превратился в собственный.

Откинувшись на сиденье, Мехмед вспомнил, как сам… не ходил, нет, это не то слово… скорее жил на помойке.

В сорок пятом в Крыму помойки были немногочисленны и скудны, не то что сейчас в Москве. Но собак почему-то было больше. И были те бесконтрольно расплодившиеся во время войны, не признававшие власти человека, одичавшие собаки злы.

С того дня, как низкий, но широкий в груди, как танк, рыжий пес прокусил ему сухожилие под правой коленкой, Мехмед возненавидел собак, хотя не сказать чтобы он и прежде сильно их любил.

…Мехмед, как обычно перед осмотром помойки, разогнал собак палкой. Они хоть и неохотно, но признавали его преимущественные права в светлое время суток, так же как он их — в темное. Но в тот раз вышло по-другому. Рыжий кобель был, по всей видимости, пришлым, ему было плевать на установившиеся правила. Он бросился на Мехмеда без характерной ритуальной подготовки, молча, сзади, когда тот отложил в сторону палку. Мехмед оказался на спине — на куче смердящих рыбьих голов; о том, чтобы убежать, дотянуться до палки, не было и речи. Пес стоял над ним как судьба, оскалившись, лишая всякого маневра. Мир сузился до зловонного конуса собачьей пасти. Мехмед уже ощущал на своем горле желтые, коричневые у основания, как плохо очищенный арахис, клыки. Впоследствии Мехмед видел и нож у груди, и черное дуло у переносицы, и шприц с воздухом у сгиба локтя, но самый сильный (если это определение уместно), парализующий страх в своей жизни он испытал именно в детстве — перед расширяющейся на манер пирамиды, как бы вбирающей в себя мир, оскалившейся собачьей пастью в капающей, сверкающей на солнце, хрустальной слюне. Даже не столько перед пастью, сколько перед глазами пса.

Перед глазами судьбы.

Мехмед ничего не мог в них прочитать, а потому лежал не шелохнувшись, даже не пытаясь закрыть горло подбородком. Мехмеду было немного лет, но он знал, что перед наказанием обычно следует предупреждение. Пес, похоже, не собирался следовать этому правилу. Мехмеду не хотелось умирать, но еще больше его угнетало собственное бессилие. Ему открылось, что невозможное для человека унижение, в сущности, тоже разновидность — развилка — смерти. Теоретически после невозможного унижения можно продолжать жить, но первая после него мысль — о необходимости смерти. Вторая — об отмщении, но это после. Мехмед хотел жить, но хотел и отомстить. При этом он был готов принять немедленную смерть. Наверное, согласие с любым решением судьбы его и спасло. Это потом Мехмед прочитает в книгах, что иной раз собаки и не загрызают до смерти поверженного, не сопротивляющегося противника. Пес нехотя отошел, но тут же вернулся и… помочился на голову Мехмеду. Большего позора Мехмеду переживать еще не приходилось. Наверное, месяц (после того как зажили связки — с той поры он стал слегка припадать при быстрой ходьбе на правую ногу) каждый день он ходил по помойкам с пистолетом. Но приземистый, как танк, пришлый рыжий пес ему не встретился. Мехмед застрелил тогда не одного рыжего кобеля, но стопроцентно отмщенным так себя и не почувствовал. Вскоре оставшиеся после выселенных татар дома стали централизованно заселять беженцами из Центральной России. Мехмед перебрался в Батуми.

…Он не знал, почему вспомнил рыжего пса сразу после разговора с человеком по фамилии Берендеев. Человек этот, хоть и был в бронежилете (для ушлых бронежилетчиков в оружейном ящике лимузина имелся полукарабин, стреляющий специальными пулями-турбинами), ни малейшей опасности для Мехмеда не представлял. И именно это вопиющее обстоятельство беспокоило Мехмеда, потому что он знал, что наибольшую опасность представляют как раз те, кто будто не представляет ни малейшей опасности.

Человек по фамилии Берендеев, как было известно Мехмеду, еще недавно (а может, и до сих пор) сочинял эротическую фантастику. Он был вызывающе неизвестен в бизнесе, что свидетельствовало, как минимум, о трех вещах: или за ним нет серьезных денег; или он ничего собой не представляет; или же он именно потому и неизвестен, что представляет собой слишком много, то есть неизвестность его умышленная.

Поразмыслив, Мехмед все же склонился к мысли, что сочинитель эротической фантастики Руслан Берендеев, скорее всего, ничего собой не представляет. Мехмед видел таких сотни. Они, как мухи, влетали к нему в форточку и, досаждающе пожужжав, вылетали обратно. Если, конечно, Мехмед не прихлопывал их мухобойкой. Их проекты не выходили за рамки чистого (или замаскированного) попрошайничества, не дотягивая до теоретически могущего заинтересовать потенциального кредитора (инвестора) крупного воровства и мошенничества.

Мехмед давно не занимался воровством и мошенничеством.

Мехмед занимался делом, точнее, был деталью (шестеренкой, клапаном, приводным ремнем, а может… карбюратором?) в отлаженно функционирующем, большом механизме. Функции, которые он исполнял, не позволяли ему заниматься мошенничеством и воровством. Механизм был устроен таким образом, что немедленно реагировал на любые отклонения в работе шестеренок, клапанов, приводных ремней, карбюратора. Глупо было заниматься индивидуальным воровством и мошенничеством внутри машины, занимающейся воровством и мошенничеством на, так сказать, глобальном уровне. Это было все равно что красть кислород на… фабрике воздуха.

И все же Мехмеду очень не понравилось, что он вновь увидел не доставляющую ему радости картинку из детства: оскалившегося рыжего пса над своим горлом. Даже не столько коническая пасть с капающей хрустальной слюной обеспокоила Мехмеда, сколько глаза выплывшего со дна памяти отродья.

Глаза судьбы.

В которых он опять ничего не смог прочесть.

Мехмед не сомневался в том, что воспоминание о псе — предупреждение.

Но о чем?

Он был уверен, что рано или поздно к Берендееву присоединятся его оставленные в укромном месте телохранители (мелькнула даже мысль, что один из них — та самая нищенка в танкистском шлеме), но сочинитель фантастическо-эротических триллеров в одиночестве дошел до подъезда.

«Рыжий тоже был один и тоже был пришлый», — подумал Мехмед и велел водителю трогать.

Лимузин мягко и бесшумно заскользил по Новоипатьевской улице на малой, впрочем, скорости, поскольку Мехмед пока не решил, куда ехать. Водитель знал: пока хозяин молчит, ехать надо медленно и прямо.

Один телохранитель сидел в кабине рядом с водителем, готовый в любое мгновение его заменить. В случае необходимости Мехмед мог отгородиться от них звуко- и пуленепробиваемой панелью, которая поднималась и опускалась с помощью кнопки на пульте дистанционного управления, напоминающем пульт от телевизора.

В салоне с Мехмедом находился второй телохранитель (-ница) — Зоя, которая в данный момент сидела у окна вполоборота к Мехмеду, внимательно отслеживая ночную, освещаемую не фонарями, но редкими звездами Новоипатьевскую улицу. Зоя ездила в лимузине с Мехмедом уже несколько недель. Он ждал, когда же ей надоест смотреть в окно. Но ей не надоедало. Напротив, с каждым днем она смотрела в окно все пристальнее и пристальнее. Иногда Мехмеду казалось, что он, не глядя в окно, обкрадывает себя — столько там, в окне, интересного. Его огорчало, что, глядя в окно, Зоя в упор не замечает его, Мехмеда, то есть тело, которое охраняет.