— Притормози у библиотеки, — тронул за плечо главнокомандующего. — Я на пять минут, не больше.
— Хоть на час, — легко согласился Конявичус. — Спешащий на собственную казнь смешон, не правда ли?
— Ты главнокомандующий, Бернатас, — с тревогой посмотрел на него Антон. — За тобой армия. Одно твое слово, и… О чем ты говоришь?
— Был он знаток старинного вздора, — странно ответил Конявичус, — вздором и то называл он, чему рукоплещет толпа. Ведь не дано человеку жизнь понимать в совершенстве. То, что пленяет тебя, смехом встречает другой… Я устал, — резко затормозил у библиотеки. Антон чуть не продолжил движение лбом в пробитое пулями в былых боях ветровое стекло.
— Голову под топор? Ты сдурел, Конь! Зачем тогда все? — выпрыгнул из машины Антон.
— Что «все»? — надменно уточнил главнокомандующий, неудержимо клонясь головой к рулю.
Антон открыл своим ключом дверь, растолкал Фокея, мирно спавшего на продавленной лежанке.
— Вставай, дед, нет времени!
— Чего? Кто? Ты… — вытаращился Фокей, дыхнул так, что Антон чуть не упал.
Сонный полумертвый старик с могильным дыханием был единственной и последней надеждой Антона в этой жизни.
На главнокомандующего в данный момент было трудно рассчитывать. Антон знал этот подлый накат — внезапную утрату воли к жизни, паралич сознания, видел, как многие сдавались без борьбы, словно во сне, хотя вполне могли не только бороться, но и победить. Это ощущение, вероятно, происходившее от осознания повсеместных тщеты и неустройства, незаметно, но неустанно точило каждую отдельно взятую волю. А может, Конявичус просто был пьян и сам не знал, что говорил?
Как бы там ни было, если чье дело и представлялось сейчас безнадежным, так это Антоново.
Но он не сдавался.
— Запускай программу, дед! — заорал Антон. — Нас засекли! Запускай и сматывайся! У нас нет времени!
— Так не просчитана, не отформатирована, — засуетился, забегал, задевая чаны с брагой, Фокей. — Куды запускать? Повремени до завтра, начальник.
— Не доживем до завтра, дед, — застонал Антон. — Сегодня прикончат, может, уже идут сюда!
— Ах ты, Господи! — Фокей огрел цинковой крышкой электронный замок. Компьютер привычно считал формулу, бронированная дверь выдвинулась вперед. — Так-так… Вот ведь незадача… — забормотал Фокей, щелкая рычажками, соединяя и разъединяя провода, раскладывая на столе дискеты, какие-то обгрызенные, непонятно и нетвердо исписанные листки. — Попробуем… Куды же мне потом? — вздохнув, побежал по клавиатуре кривыми, но проворными пальцами.
— Запустишь программу и… — широко обвел рукой пространство Антон, как бы отдавая его Фокею, как будто тот был птицей и мог свободно лететь в любую сторону. — Может, отсюда есть запасной выход?
По тому, как воровски блеснули глазки у Фокея, он понял, что запасной выход есть. Мелькнула мыслишка: зачем ему на заседание правительства? Задвинуть бронированную дверь в библиотеку и… А потом, когда центр откликнется, если, конечно, откликнется… Антон вспомнил про Конявичуса. А что Конявичус? Не он придумал реинсталляцию, не он влез в компьютерную реальность…
Антон не мог бросить главнокомандующего уже хотя бы потому, что тот слушал его полночи. Это было нелепо, глупо, непонятно, но так.
— Буду жив, вернусь через два часа, — сказал Антон Фокею. — Нет, уходи через запасной выход.
Позади вдруг послышались шаги.
— Иду, Бернатас, — обернулся Антон. — Все нормально, мы успеваем.
Это был не Бернатас.
Спиной к бронированной двери стояла Слеза, к которой без малейших к тому оснований ревновала Антона Зола. В руках у Слезы был лазерный пистолет. Антон видел такой у капитана Ланкастера. Тот сказал, что это последняя, присланная из столицы, модель с многоцелевым самоустанавливающимся наведением. «В нем четыреста двадцать семь программ, — объяснил капитан, наведя пистолет на сидевшую на стене муху. — Ставлю программу номер триста девять — уничтожение взлетающих насекомых…» — махнул рукой, муха взлетела, исчезнув в свисте пули. На стене появилась аккуратная круглая дырка. Сейчас одно красное пятно приклеилось ко лбу Антона. Другое — к уху обернувшегося Фокея. Почему-то Слеза — или сам пистолет? — изготовилась стрелять деду в мятое неухоженное ухо. Третье — украсило клавиатуру, а именно клавишу под ничего не сообщающим Антону символом «Sys Rq».
— Медленно подними руки, повернись лицом к стене! — велела Антону Слеза. — Только очень медленно, ты знаешь, как стреляет эта машина. И ты, дед, не торопись. Руки на колени, не лапай клавиатуру!
Фокей осторожно развернулся на легко крутящемся, недавно смазанном Антоном, чтобы не скрипел, стуле на железной ноге. Но для лазерного пистолета это было слишком быстро. Несколько раз пятно на лбу Фокея наливалось ярчайшим красным светом, что свидетельствовало о неминуемом выстреле, и только то, что Слеза нехотя убирала палец с курка, удерживало пистолет. Воистину это было хоть и прямолинейно, но надежно мыслящее оружие.
— Как ты вошла? — Антон не знал, понравится ли пистолету, что он шевелит губами? Не хотелось получить пулю в глотку. — Где главнокомандующий?
— Он сюда не войдет, — ответила Слеза. — Я заперла обе двери. Думаю, он подождет тебя еще минут пять и поедет на заседание правительства. А вот я ждала тебя… — взглянула на браслет, — три часа без одной минуты.
— Где же ты пряталась, красавица? — с совершенно неуместной игривостью полюбопытствевал припечатавший руки к коленям Фокей.
— У тебя под лежанкой, — ответила Слеза. — Ты так нажрался, что забыл запереть изнутри дверь, даже не заметил, как я вошла.
— Сволочь! Алкаш проклятый! — Антон подумал, что, пожалуй, зря Слеза убрала палец с курка, когда Фокей слишком быстро, по мнению пистолета, повернулся на крутящемся стульчике.
— Поговорим? — спросила Слеза.
— Я заставил ждать даму три часа, — сказал Антон. — Это первый случай в моей жизни. И поговорим, и… все что хочешь.
43
Должно быть, Антон задремал, прислонившись лбом к стене со сцепленными на затылке руками. Сказались бессонные ночи. Время обрело тягучую наркотическую замедленность, превратилось в прозрачную, залившую пространство, резину, внутри которой сделалось совершенно невозможным любое движение. Антон испытывал чувство какого-то оглушающего отупения. Все, чем он жил, в очередной раз рушилось. Позади, впереди, кругом — сплошная тьма. «Ничто, — вспомнил Антон присловье Золы, — которое ничтожит». «Тьма, — подумал сейчас, — которая темнит».
Во тьме тем не менее происходили неясные шевеления.
Они свидетельствовали, что жизнь продолжается.
До невозможности скосив глаза, Антон увидел угол стола, на котором в данный момент находилось все, что опытная сотрудница СБ Слеза выгребла из его и Фокея карманов. «Вот тебе и тихая, — мысленно посмеялся Антон над своими прежними умозаключениями, — вот тебе и бессловесная в смерти… В чужой смерти!» Воистину в его голове постоянно присутствовала тьма, которая темнила. Мысли застывали в прозрачной липкой резине. На столе лежали: два пистолета, нож, браслет члена правительства, пейджер, ключи, миллион форинтов в фирменной упаковке «Богад-банка», зажигалка Елены. Фокеевы карманы оказались менее представительными. Из них Слезе удалось извлечь тряпичный узелок с табаком, кривой гвоздь и последний номер газеты «Демократия», определенно предназначенный для самокруток.