Колодец пророков - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Козлов cтр.№ 41

– И вкачайте им прямо сейчас через наш шланг-шприц в желудки какого-нибудь чисто английского напитка, – сказал Дровосек. – Я не говорю о такой мелочевке, как разные там лондонские прибамбасы у них в карманах, вроде позавчерашних использованных билетов на подземку. Хотя, вряд ли они бы стали ездить там на подземке…

– Деньги? – спросил Ремер.

– Я понимаю, – усмехнулся Дровосек, – мстящий за сестру армянин вряд ли бы стал шарить по карманам…

– Но лондонские бомжи… – покачал головой Ремер, – вся эта сволочь, промышляющая на помойках вдоль Темзы…

– Перевод, – посоветовал Пухов, – миллионов двенадцать, не меньше, в Лондон на имя господина Хуциева; через самый грязный банк со страховкой и отзывом суммы в случае невостребования в течение суток. Как только Хуциевы будут на месте – деньги должны уйти обратно.

– Логично, – прошептал Дровосек. – У меня такое чувство, майор, что происшедшее не застало вас врасплох. Ваш дар предвидения вызывает у меня искреннее восхищение…

– Это всего лишь моя работа, шеф, – ответил Пухов. – Когда-то она, не скрою, доставляла мне большое удовольствие, сейчас я действую, скорее, по инерции. Если вы испытываете временные финансовые затруднения, я могу одолжить вам требуемую сумму.

Майор Пухов не собирался этого говорить. Фраза произнеслась сама собой, и это насторожило майора. Он вспомнил, как в добрую минуту в баньке на Лубянке на том самом как бы несуществующем этаже-музее генерал Толстой, всласть намахавшийся веничком, заметил вскользь, что момент присутствия дьявола, так сказать, свидетельство его заинтересованности в происходящем обнаруживается не по запаху серы или ядовитым клубам дыма, а по немотивированно возникающей в разговоре теме денег. Речь идет совершенно о других вещах – и вдруг откуда-то деньги. «А знаешь почему? – хитро сощурился с полка генерал. – Потому что хозяин всех денег – он! Это его'тер-ритория, людишки, в особенности, богатенькие людишки, на ней сугубо временно. Вот почему, – издевательски закончил генерал, – я стараюсь как можно реже повышать зарплату сотрудникам. Будь моя воля – я бы им вообще не платил!»

– Пока еще я не беру взаймы у начальников собственной службы безопасности, – сказал Дровосек. – Хотя, не скрою, мне льстит, что у меня работают столь состоятельные люди, – повернулся к Ремеру. – Проведи платеж через владивостокский Океан-банк. У хозяина как раз подходящая фамилия… Кутуб-заде, да? А возвращение – только через Центральный с соблюдением всех формальностей. У нас мало времени. – Ремер вышел. – Хоть вы и богаты, как Крез, майор, – шеф пригласил Пухова присесть в черное кожаное кресло перед стеклянным столиком, – я тем не менее почему-то уверен, что ваше коммерческое предложение не связано с деньгами.

Майор Пухов подумал, что всю историю его отношений с генералом Толстым можно уподобить долгому качанию на качелях между двумя мыслями: генерал гениален – генерал безумен. Как всякий гениальный безумец или безумный гений, генерал Толстой много и с пафосом говорил на отвлекающие темы – о судьбе России, несчастьях, свалившихся на русский народ, и мимоходом и вскользь – о главном. Поначалу майор по наивности полагал, что главное – это деньги. Потом – что власть. Но и власть интересовала генерала только как средство реализации неких целей. Генерал почитал за благо жесткую консолидированную власть, у которой доставало сил и средств на проведение специальных операций в масштабах страны. Нынешнюю российскую власть генерал Толстой как бы не замечал. Она не могла ни серьезно ему помешать, ни сколько-нибудь существенно помочь.

Пухов однажды спросил его, а как быть с известным тезисом о том, что всякая власть от Бога? «Сердцу Господа милы постепенность и несуетность, – ответил генерал Толстой. – Сей тезис уместен только в отношении наследственных монархий. Потому-то, кстати, они и были повсеместно ликвидированы. Но он совершенно неуместен в моменты роения, как сейчас в России. Неужели тебя не удивляет, майор, что на многих старинных гравюрах дьявол изображался в виде кошмарного насекомого. А ад – это же классический муравейник, точнее – не будем оскорблять этих симпатичных созданий – антимуравейник». «И все же не понимаю, чем, собственно, плох момент роения? – помнится, не согласился Пухов. – В обществе утверждаются новые идеалы, к власти приходят новые люди, наконец, из ничего возникают огромные состояния…» «Насекомые, – перебил генерал, – самые жестокие твари, из всех живущих на земле. Есть мнение, – он понизил голос, как будто был членом Политбюро, в то время как Пухов – всего лишь членом ЦК, передавал же ему генерал Толстой неофициальную точку зрения Генерального секретаря, – что их создал… вовсе и не Бог! Ладно пчелы, но… пауки, истязающие животных оводы? В момент роения, майор, общество существует по законам преисподней, то есть вне жалости, милосердия и первичной совестливости, свойственных теплокровным млекопитающим. Ведь так? Затянувшийся момент роения, майор, это уже не временный, так сказать, прорыв некоей силы, это – приуготовление человечества к чему-то совсем новому, неожиданному, но неоднократно предсказанному». «Вы имеете в виду… Антихриста?» – Пухов в ужасе вспомнил его же, генерала Толстого, слова, что умные люди в глубокой старости обычно свихиваются на Боге и дьяволе, простые же (генерал употребил средневековый термин – «простецы») – на еде и дерьме. Генерал Толстой, как гениальный человек, свихнулся не на Боге и дьяволе, а на Антихристе, не на еде и дерьме, а на («…изблюю тебя из уст своих…», вспомнил Пухов Библию) блевотине, и не в старости, а гораздо раньше, хотя ни майор Пухов, ни другие знавшие генерала люди не представляли, сколько ему лет. Он был всегда. И при этом его как бы не было. Как загадочного этажа-музея с банькой на Лубянке.

– Учитывая специфику товара, с которым вам приходится иметь дело, майор, – сказал Дровосек, – я полагаю, что ваше коммерческое предложение – это чья-то жизнь и чья-то смерть.

– Ваша, ваша жизнь, господин Дровосек, – Пухов разговаривал с главой крупнейшей в России финансово-промышленной группы, но почему-то думал о генерале Толстом, вдруг давшем ему вольную, когда Пухов не только о ней не просил, но был готов работать на генерала даром. «Это мой крест, – вздохнул, прощаясь с ним у дверей кабинета, генерал Толстой, – я отпускаю людей в моменты, когда они мне нужнее всего». Необъяснимые и нелогичные поступки и действия генерала, столь удивлявшие и огорчавшие майора в последние месяцы их совместной работы, вдруг выстроились перед мысленным взором Пухова в прямую (и кратчайшую из всех возможных) линию к совершенно бредовой цели. «О Боже, – ужаснулся майор, – он действительно в это верит!»

– А чья смерть? – услышал майор Пухов голос Дровосека.

– Генерала Сака, – автоматически и без малейшего выражения произнес он. – Генерала Сака – президента и главнокомандующего вооруженными силами Республики Гулистан, которому, как я понимаю, вы немного задолжали. Или я ошибаюсь, господин Дровосек?

– Круто, – чуть слышно произнес Дровосек. – Это звучит круто.

– Визит братьев Хуциевых в Лондон – всего лишь отсрочка платежа, – сказал Пухов. – Генерал Сак придет к вам. И вы это знаете.