Мистер Икс - читать онлайн книгу. Автор: Питер Страуб cтр.№ 69

Все это, даже восклицательный знак, напомнило мне о том, что я когда-то в возрасте тринадцати-четырнадцати лет читал, но осмыслить не сумел.

И наконец, собравшись с духом, я приступил к «Голубому пламени». Полчаса спустя, прихватив книгу, я подсел читать к окну. «Голубое пламя» было новеллой о жизни некоего Годфри Деммимана, чей жизненный опыт и переживания напоминали мои собственные ночные кошмары. Несмотря на увлечение книгой, я боролся с довольно сильным желанием сжечь ее и смыть пепел в раковине.

Будучи ребенком, Деммиман слышит зов из «древнего леса», что растет сразу за чертой города. Когда он заходит в лес, нечеловеческий голос сообщает ему, что он сын Старшего Божества, новый Иисус, который принесет Апокалипсис, чтобы проложить путь своим неземным праотцам. При содействии священного голубого пламени он обретет неимоверную мощь. Деммиман демонстрирует свои феноменальные возможности местным девчонкам и убивает их. Исключенный из школы и отправленный в военное училище, он впадает в экстаз, читая книгу, ставшую для него священной.

В тридцатилетнем возрасте Деммиман переезжает в город, воспетый автором той самой книги, и поселяется в непривлекательном, пользующемся дурной славой особняке. Ему грезится наяву, будто его преследуют коварные существа, каким-то образом связанные как с ним, так и с домом. Он взламывает пол и обнаруживает семейный склеп Деммиманов восемнадцатого века. Оказывается, это дом его предков. Каждый вечер, возвращаясь домой, он ощущает присутствие, он чувствует Другого – того, кто ищет его, но бежит при его появлении. Как-то раз, идя с зажженной свечой через пыльный танцевальный зал, он мельком бросает взгляд на зеркало и успевает заметить за спиной темный силуэт. Он резко разворачивается – фигура исчезает. Спустя два дня, вечером, сгущающееся чувство тревоги дает ему возможность предположить, что в этот раз Другой все-таки позволит разглядеть себя. Звуки шагов в отдаленной комнате приводят его в библиотеку, расположенную в верхнем этаже дома…

Тут я услышал шум мотора подъезжающей к дому машины и, выглянув, увидел заезжающий задним ходом на парковку «монтаньяр». Я сунул книгу в карман, открыл дверь и… дальше чем на фут я от двери не отошел. Словно рентгеновский луч, резкая боль пронизала мою голову от затылка до лба.

Вместо прихожей Хелен Джанетт и Отто Бремена, кивающего из своего мягкого кресла, передо мной оказалась комната, которую я видел в детстве в Мидлмонте, причем в тот момент, когда мой приступ был в самом разгаре. Каминная полка, а на ней – увядающий папоротник, чучело лиса под стеклянным колпаком и медные часы. Где-то за пределами видимости низкий мужской голос нудно выводит поток неразборчивых слов. Все это происходило задолго до моего появления на свет. Я отшатнулся назад, и видение растворилось.

Отто Бремен обеспокоено глядел на меня из кресла: «Парень, с тобой все в порядке?»

– Голова закружилась, – ответил я и побежал вниз по лестнице навстречу Лори Хэтч.

О Великие, о жестокие Владыки! Ваш так долго страдающий, но преданный Слуга вновь склоняется над страницами этого дневника. Хочу сделать признание.

Не так давно рассудок мой был почти целиком поглощен работой над моими рассказами, над одним из них – в особенности. Рассказ тот – мой самый длинный, самый лучший и самый печальный. Когда я творил его, я чувствовал себя богоподобным и вселяющим страх. Перо мое скользило по странице, и впервые в жизни я писал то, что знал, – то есть я сел писать только тогда, когда убедился в своей правоте… Я постучался в дверь Храма и был допущен… Жизнь моя стала темным лесом, лабиринтом, тайной… И случилось это, когда я впервые познал свое прибрежное состояние…

Ну почему же прежде рассказ этот не опустил мне руку на грудь и не шепнул: «Пусти меня к себе в душу»…

Мне надо несколько мгновений, чтобы взять себя в руки.

Вдохновение посетило меня в один прекрасный летний вечер, когда я, до крайности уставший, вернулся домой. То был мой последний год в статусе Криминального Авторитета. Некий болван по имени Теодор Брайт предпринял попытку устранить меня с моей позиции в преступной иерархии. Ответная реакция уже не доставила мне никакого удовольствия. Я устал и хотел выйти из игры. Мои мысли искали утешения в искусстве, и приятная идея посетила меня: ведь предрекая участь Годфри Деммиману, получеловеческое существо даровало ему свободу божества. Мое второе «я» должно было вновь узаконить и повторить мой трудный путь к Святой Цели. Но, как я уже писал, намерения мои были вынуждены капитулировать перед тем, что поднялось в моей душе.

Я ПРОТЕСТУЮ!

Каждый второй рассказ отправлялся туда, куда ему следовало. Почему же только в этом нашло приют искусство? Позвольте мне высказаться по слогам, громко и отчетливо: я ненавижу искусство, искусство никогда НИЧЕГО ХОРОШЕГО НЕ ДАВАЛО НИКОМУ. ОНО НЕ ВЫИГРЫВАЛО ВОЙНУ, НЕ НАКРЫВАЛО НА СТОЛ, НЕ ПОДМЕТАЛО ПОЛ, НЕ ВЫНОСИЛО МУСОР И НЕ ДАВАЛО ТЕБЕ ВЗАЙМЫ, КОГДА ТЫ РАЗОРЯЛСЯ. ИСКУССТВО ТАК НЕ РАБОТАЕТ.

Начало получилось таким, как я предчувствовал. Через призму детства и юности Годфри Деммимана я пересмотрел свои собственные. Мы с ним пережили загадочные и волнующие приключения в густом лесу и унаследовали божественные дары. Слезы переполняли и мои глаза, когда я нашел Священную Книгу. Затем хулиганские фантазии отмели в сторону светлые намерения и уничтожили покой в моей душе. Вместо убежденности – сомнение; вместо ясности мышления – замешательство и смятение; вместо плана – хаос; вместо триумфа – непонятно что, но точно не триумф.

Деммиман переезжает в Маркхэм, возлюбленную Мастером деревеньку в Новой Англии, и, гуляя по ее петляющим улочкам, воображает, будто какие-то уродливые существа ведут его к давно пустующему дому со зловещей репутацией. Он взламывает его и неожиданно выясняет, что дом был резиденцией его предков. Внутри самого дома Нечто крадется за ним по пятам – или он крадется за Кем-то, – они сталкиваются друг с другом лицом к лицу в пугающе нечестивой концовке, о которой я отказываюсь рассказывать, Во благо Грядущих Поколений я записываю следующее:

«Настоящим я отрекаюсь от последних эпизодов рассказа под названием «Голубое пламя», тех самых, начинающихся словами: «Медленно волоча ноги, неясный силуэт выплыл из тени», и ставлю это условием при дальнейшем распространении книги издательствами. Они должны быть изъяты из списка рекомендованной литературы для начальных школ и учебных заведений более высокой ступени. Там, где это возможно, доступ, как исключение, может быть разрешен для историков и филологов, а данное заявление должно быть напечатано полностью на титульном листе».

Нижеследующее является отчетом о недавних действиях во имя Великой Цели.

Я едва не забыл о своей клятве защищать Френчи Ля Шапеля от его сообщника. Однако, вспомнив о ней, я направился в отделение интенсивной терапии больницы Святой Анны.

В центре паутины проводов и трубок знакомый мне хэтчтаунский хорек посасывал выверенные дозы кислорода, нагнетаемого насосом. Как все хэтчтаунские хорьки, включая Френчи Ля Шапеля, Клайд Прентисс осмеливался говорить обо мне только шепотом и только в свои юные годы. (Ни один из них не знал моего имени – ни одного из моих имен, – и десятилетиями эта шантрапа называла меня восхитительно зловещим прозвищем.) Благоухающей ночью двадцать пять лет тому назад, удачно подслушав, как едва половозрелый Клайд Прентисс развлекал своих ровесников непочтительным шоу, я ворвался в их клуб, схватил мальчишку за лодыжки, потащил его, хнычущего, по узким переулочкам прямо к неприметному строению и подвесил головой вниз над Живодером.