Магия кошмара - читать онлайн книгу. Автор: Питер Страуб cтр.№ 64

Как и жизни многих джазовых музыкантов, думаю, и вообще артистов, жизнь Килберта была странной смесью публичной славы и личного несчастья. Он совершал кражи со взломом, даже вооруженные нападения, чтобы удовлетворить постоянную потребность в героине; он провел несколько лет в тюрьме; оба его брака закончились скандальными разводами; он умудрился предать всех своих друзей. То, что этот безвольный, самовлюбленный, ничтожный человек находил в себе что-то для создания музыки удивительной нежности и красоты, было загадкой, но не удивило меня. Я достаточно слышал и читал о Гранте Килберте, чтобы иметь о нем представление.

Но я не знал одного. Я не знал, что Килберт, по внешности американец из семьи скандинавского или англосаксонского происхождения, на самом деле был черным. (Об этом факте раньше не упоминалось, как не упоминалось и об умственных отклонениях Килберта.) Сам Килберт при жизни всегда опровергал все подозрения на этот счет.

Не знал я и о том, что много вопросов относительно его рождения осталось без ответов. В отличие от Хэта Килберта интервьюировали раз двадцать. И в «Да-унбите», и в других еженедельных изданиях неизменно приводилась одна и та же история о том, что он родился в Хатисбурге, штат Миссисипи, в немузыкальной, рабочей семье (семье водопроводчика); знал с самого детства, что рожден для создания музыки; долго выпрашивал и наконец получил саксофон; к совершенному изумлению учителей очень рано начал проявлять свой талант; в шестнадцать лет бросил школу и поступил в ансамбль Вуди Хермана. А потом к нему сразу же пришел оглушительный успех.

Большая часть мифа Гранта Килберта не вызывала сомнений. Его вырастили в Хатисбурге в семье водопроводчика по фамилии Килберт, он был одаренным ребенком, действительно бросил школу и стал знаменитым, играя с Вуди Херманом, когда ему не было и двадцати. Еще он рассказывал некоторым своим друзьям, не тем, кто знал, что он черный, о том, что Килберты его усыновили. И пару раз со злости то ли водопроводчик, то ли его жена сказали ему, что он был рожден в нищете и позоре и что он должен быть благодарен Богу за возможности, которые имеет. Историю эту рассказал Джон Хоус, который познакомился с Килбертом во время последнего гастрольного тура, перед тем как заняться сочинением музыки для кинофильмов.

— Во время гастролей Грант не заводил друзей, — рассказывал Хоус биографу. — Даже несмотря на то что он был таким великим музыкантом, никогда нельзя было предугадать, что он скажет, а если уж он пребывал в плохом настроении, то мог опустить любого музыканта даже из тех, кто постарше. Он всегда с уважением относился к Хэту, весь его стиль игры основывался на стиле Хэта, а Хэт мог целыми днями ни с кем не разговаривать, и к тому времени он, конечно, уже не заводил новых друзей. Тем не менее он позволял Гранту садиться рядом с собой в автобусе и кивал головой, когда Грант разговаривал с ним, он чувствовал к нему какую-то привязанность. Во всяком случае, я оказался почти единственным человеком, у которого было желание общаться с Грантом, и мы частенько засиживались с ним у бара после концертов. За то, как он играл, я мог простить ему все. В одну из таких ночей Грант признался, что его усыновили и что он с ума сходит от мысли, что не знает своих настоящих родителей. У него даже не было свидетельства о рождении. Однажды мать как-то намекнула Гранту, что один из его настоящих родителей был черным, но когда он прямо спросил ее об этом, она все отрицала. Его приемные родители были белыми, и если им хотелось иметь ребенка так сильно, что они приняли малыша, который на вид был абсолютно белым, но с каплей черной крови в венах, они не собирались признаваться в этом никому, даже себе.

Есть огромное количество предположений, но существуют и факты. Грант Килберт был ровно на одиннадцать лет моложе Хэта. В джазовых энциклопедиях обозначена дата его рождения — первое ноября. Возможно, именно в этот день мальчика и привезли к приемным родителям в Хатисбург.

Интересно, смог ли Хэт рассмотреть человека, который вышел из хижины, где Эбби Монтгомери лежала на окровавленных простынях? Интересно, были ли у него причины бояться своего отца? Я не знаю, верны ли хоть в чем-то мои предположения — и никогда не узнаю, — но теперь в конце концов я знаю, почему Хэт не хотел выходить из своей комнаты ночью в Хэллоуин. История, которую он рассказал мне, никогда не оставляла его в покое, а в эти ночи становилась еще более явной. Я думаю, он слышал крики, видел истекающую кровью женщину, и видел Мэри Рэндольф, смотрящую на него с невыносимой болью и гневом. Я думаю, что где-то глубоко в душе он знал, кто является причиной этих чувств, и потому закрывался в комнате отеля и глотал джин до тех пор, пока не притуплялся его страх.

И вот, на голой, освещенной солнцем сцене ты вдруг испытываешь лютый голод...

Джон Эшбери. «Фауст»

«Hunger, An Introduction», перевод К. Киракозова

Я уже заготовил достойное первое предложение, и стоит мне успокоиться и мало-помалу привыкнуть к тому, что мы поменялись привычными ролями, ваш покорный слуга обязательно доставит вам удовольствие. О'кей. Исполняю обещанное. «Учитывая то, что рано или поздно все мы обязательно умрем, люди крайне мало знают о призраках». Это, надеюсь, ясно? Любой человек на свете, будь он святой или дерьмо, рано или поздно станет призраком, но ни один из них, то есть я имею в виду из вас, не знает о призраках самого главного. Почти все из того, что пишется или рассказывается о данном предмете — прошу меня извинить, — полная чушь. Более того, это просто отвратительно. Поверьте, я говорю так от чистого сердца и, более того, настаиваю: это действительно отвратительно. И, чтобы расставить вещи по своим местам, требуется наличие хотя бы капельки самого обычного, повседневного здравого смысла, хотя, по правде сказать, здравый смысл — штука такая, о которой все только говорят.

Ну вот, теперь я понимаю, что нажал на курок несколько преждевременно, поскольку второе заготовленное мною предложение было следующим: В действительности ничто из когда-либо написанного о призраках даже и отдаленно не напоминает правду. Третье же предложение, после которого я намерен скомкать свою жалкую писанину и, отправив ее в корзину, наконец начать писать совершенно искренне, было бы: Очень многим из нас эта проблема до сих пор не дает покоя.

Поскольку! Нашим самым распространенным представлением о призраках — так сказать, дедушкой всех людских представлений о них — является самое распространенное представление, ну вроде как взрослый, отвечающий на вопрос ребенка, он качает головой, усмехается, прищурившись, пристально смотрит на тебя так, словно спрашивает: ты что, серьезно? Ведь любой дурак знает, что никаких призраков не бывает.

Это заблуждение.

Очень жаль.

Я уверен, вы чувствовали бы себя куда лучше, в конце концов заставив себя уверовать в то, что любое упоминание о встречах с существами, когда-то жившими, а более не существующими, являются вымыслом. И не важно, сколько людей утверждает, что встречали одну и ту же женщину в черном, прохаживающуюся перед окном, из которого в 1892 году горничная Этель Кэрроуэй выбросила новорожденного младенца, чьим отцом был некий морской волк по имени капитан Старбак, множество народу с готовностью поклялось бы, что своими глазами видело тень бедняжки Этель, мелькающую за окном. Это ничего не значит, поскольку есть не что иное, как разновидность массовой истерии. Люди просто видели колышущуюся на сквозняке занавеску, а прочее попросту домыслили. Им хочется убедить вас, что они очень интересные люди. Надо быть полным идиотом, чтобы клюнуть на такую приманку. Все же отлично представляют, что случается с людьми после смерти, и, самое главное, все знают, что никто не превращается ни в каких там призраков. В момент смерти люди (а): покидают этот и все прочие возможные планы, позволяя своим телам покинуть мир менее чистым и куда более продолжительным способом; или (в): покидают свой старый жалкий мешок костей, и бессмертная их составляющая радостно устремляется в небеса или с отчаянным воплем низвергается в преисподнюю, обреченная на вечные муки; или (с): вытряхиваются из одного мешка и, совершив несколько оборотов в небесных сферах, возрождаются в другом, чуть более свежем, начиная таким образом всю историю заново. Разве не такова в общем и целом обычная схема? Смерть, расплата за грехи, или вознаграждение за добродетель, или возрождение. Лично с моей точки зрения наиболее предпочтительным явился бы вариант (а) — спокойный, чистый уход из жизни.