— Чай с живой праной можно сварить только в сковороде, — пояснил он равнодушно.
Марго не понравилось, что он напрямую отвечал ее мыслям. Ничего не поделаешь, телепат, огорченно подумала она.
— С праной? — удивился Платон. — При чем здесь прана?
Марго хотела уже разозлиться — что ему, мало здесь одного клоуна, — но бестактное выступление Платона неожиданно оказалось удачным.
— Прана — энергия дыхания, — внушительно произнес Володечка, ему явно нравилось поучать, и неуместный вопрос Платона пробудил его к жизни. — Все живое имеет дыхание. Если я правильно обращаюсь к чаю, он соглашается отдать мне свою прану.
— Отлично, — заявил Платон радостно, — но мы здесь по другому вопросу. Нам посоветовал к вам обратиться Аристарх Александрович Гронский… вы его знаете?
Никакой реакции не последовало, хозяин дома продолжал прихлебывать свой коричневый напиток.
— Так знаете или нет?
— Знаю.
— Он сказал, что вы сможете справиться со стоящей перед нами задачей…
— Я могу все.
— То есть как?
— Все что угодно.
— Тем лучше. Ситуация такая: нам известно, что некий сильный… чрезвычайно сильный телепат время от времени приказывает отдельным людям совершить самоубийство… вскрыть себе вены. И они это делают… Вам это не кажется… скажем так, нереальным?
— Не кажется. Дело обычное.
— Нам нужно перехватить и запеленговать этот сигнал. То есть отметить точное время и направление, с которого он поступает. Вам это под силу?
— Я же сказал: мне все под силу.
— Гм… тогда второй вопрос: вы нам согласны помочь? Он приоткрыл рот, тут же захлопнул его и безразлично уставился в стену своими круглыми звериными глазками, будто ничего и не слышал.
Вот истукан, мысленно выругалась Марго.
Володечка перевел взгляд на нее, будто лишь сейчас заметил, и изрек:
— Кому адресованы эти сообщения, вы не знаете.
— Не знаем, — подтвердила она.
— И времени выхода на связь тоже не знаете.
— Именно так.
— Значит, надо сидеть и ждать, — глубокомысленно заключил телепат и умолк, глядя вдаль и, как будто, ожидая озарения свыше.
Вскоре он, по-видимому, его получил и задумчиво объявил результат:
— Пять долларов в час и по десять за каждый сигнал.
Вымогатель и кровопийца, аттестовала его про себя Марго. Вот фигу ему… найдем другого.
— Ну ладно, только для вас: три в час и пять за сигнал.
— Договорились, — поспешно согласился Платон, чувствуя, что Марго готова послать прохвоста подальше. — Дополнительные условия: во-первых, ваше рабочее место будет на Охте, мы вас туда доставим. И второе: в течение всего времени ваших дежурств один из нас будет находиться в соседней комнате.
Последовала долгая пауза и решительный ответ:
— Тогда еще десять в сутки.
Терпение Марго лопнуло:
— Да идите вы к черту! Пошли отсюда, Платон.
Володечка боязливо подул себе на плечи:
— Не нужно произносить таких слов… Ладно, буду терпеть вас бесплатно. Я сговорчивый, — совершенно неожиданно для слушателей он кокетливо хихикнул.
Его водворили на «явку-два» следующей ночью.
Платон проанализировал имеющуюся в их распоряжении уже целую сотню самоубийств и установил, что по времени они распределяются равномерно в течение суток. Таким образом, время дежурства не имеет значения, и пожелание Володечки функционировать только по ночам было сочтено приемлемым. Дабы никто из участников не переутомлялся, «рабочий день», выражаясь условно, установили с полуночи до пяти утра. Ассистирование Володечке, по крайней мере на ближайшие дни, Платон взял полностью на себя, поскольку Марго надо ходить еще и на службу. Но первое дежурство она пропустить не могла, поэтому поехали втроем.
Очутившись в «зоне», Володечка, в отличие от покойного Гронского, ни восторга, ни интереса не выказал.
— Беспокойное место. Шумно, — изрек он недовольно.
— То есть как, шумно? — поразилась Марго: ей казалось, кругом полная тишина.
— Астральный шум сильный. Ментальный шум тоже. И вообще… везде так и шныряют.
— Кто шныряет?
— Лярвы.
— Что такое лярвы? — заинтересовался Платон.
— И здесь на стенках висят.
— Но что это? Объясните.
— Блевотина человека в астрале.
— Перестаньте валять дурака! — взбеленилась Марго. — Отвечайте толком, когда вас спрашивают! И пользуйтесь, пожалуйста, пристойными словами.
— Я-то пристойными пользуюсь, — флегматично огрызнулся Володечка, — а вот вы… задаете глупые вопросы, да еще злитесь, тут в астральном поле и появляются новые лярвы. Вы их и выпускаете. А они сами собой не пропадают, значит, загрязняете астрал… Злоба, страх, раздражение, обиды всякие — каждый раз возникают лярвы. Здесь их и так полно… место такое.
— Понятно, — примирительным тоном объявил Платон, — вы уж простите наше незнание. Если вы не против, я немного введу вас в курс дела.
— Не надо.
— Просто кое-какие детали, отмеченные во время сеанса Аристарха Александровича Гронского, для вашей же…
— Мне не нужны профанические знания. Все, что понадобится, я выясню сам.
— Но это необходимо для вашей безопасности…
— У вас нет силы. Вы не можете меня защитить. У меня есть сила. Я сам о себе позабочусь.
Он уселся у стола, выпрямив свое веретенообразное туловище и слегка запрокинув голову, словно высматривал что-то в одному ему видной дали. Марго и Платон коротали время на кухне за кофе и газетой с кроссвордами и лишь изредка заглядывали к нему — он сидел неподвижно, столбом, словно гигантский суслик, караулящий свою норку. От предложенного растворимого кофе он отказался, снизойдя до краткого объяснения:
— У него мертвая прана.
Так он просидел, не вставая с места, до пяти утра, и за это время не сделал ни одной пометки на лежащей перед ним бумаге и ни разу не включил диктофон.
— И вы не восприняли ни одного сообщения? — спросил Платон, стараясь преувеличенным удивлением скрыть проснувшуюся в нем подозрительность.
— Не воспринял. Такого, какое вам надо.
— Но неужели не было ничего интересного?
— Что интересное? Шум? Вам это неинтересно, — он вдруг по-детски лукаво скосил глаза: — А вы помните, что каждый сигнал стоит пятеру?
Это было, пожалуй, единственной в нем чертой, вызывающей симпатию: мгновенное превращение тяжеловесного монстра в ребенка. Тоже монстра, но все-таки ребенка.