– Ну а как я…
Она смотрела с непониманием, я захлопнул рот, постарался
внушить себе, что я и есть тот самый крутой умелец, что любой замок с любой
секретностью откроет простой шпилькой, взял шпильку и начал ковыряться кончиком
в отверстии, там на случай изменения отпечатков пальцев, болезни Альцгеймера
или простой поломки предусмотрено и более простое решение… Однако замок
открываться не желал, я наконец сообразил, что нужно внушить не мне, а ему, меня
хрен обманешь, я цену собственной крутости знаю, а вот замок, возможно, дурак…
Щелкнуло, язычок уполз на один щелчок. Я возликовал, всегда
приятно найти кого-то дурнее себя, говорят же, что нет ничего хуже, чем
обманывать женщину, но нет ничего приятнее, когда это получается. Так и сейчас,
обманул же, если честно, но вслух это звучит, что я победил, одолел, сумел,
добился…
Дверь отворилась, распахнулся яркий свет, почти солнечный,
все сверкает и блестит хромированным деталями, огромные экраны, на вычурных
столах, вот уж дурацкий вкус у этих инопланетян, крупные компьютеры, но только
за тремя трудятся ничем не приметные люди, будто это не мы с окраины Галактики,
а они…
– Хенде хох, – сказал я громко. – Гитлер капут, а
Наполеон и вовсе на Святой Елене… это такой остров. Не двигайтесь, останетесь
жить.
Они смотрели ошалелыми глазами. Один начал подниматься, я
показал ему пистолет, он рухнул обратно.
– Во что играете? – поинтересовался я. – О, и здесь
«Князь Кий»… Кто расскажет, как пройти третий левел, убью последним. Кстати,
где ваш суперкомпьютер?
Инженер дрожащим пальцем указал на дверь, на которой
зловещими красными буквами надпись: «Только для персонала!»
– Это для нас, – объяснил я торкессе. – Персонал – это
от «персона», «персонаж», сокращенно – перс.
Она кивнула, все трое по ее знаку легли лицом вниз. Я думал,
собирается связывать, однако хладнокровно прошлась по их спинам, каждого била
рукоятью пистолета по затылку. Я слышал сухой треск, подумал уважительно, что
торкесса вообще-то не совсем размазня, надо перед нею пыжиться еще больше,
иначе окажусь в роли Санчи Пансы или Ватсона…
– Это их уберет из этого мира, – объяснила она, – не
меньше чем на час. Не переживай. Они очнутся даже без головной боли.
– А-а-а, – сказал я, сразу воспрянув духом, я вообще-то
круче и немилосерднее, – ну, если без головной боли, тогда да…
Дверь под грозной надписью оказалась даже не заперта. Я
переступил порог, застыл. Суперкомпьютер, как и положено королю или даже
императору, возвышается на особом помосте из блестящего черного дерева,
размером с мартеновскую печь, а выглядит как домашний кинотеатр «все в одном».
По всей панели в десятки рядов штырьки, разъемы, выходы, многочисленные экраны
переливаются разноцветными огоньками. Только одно кресло перед клавиатурой,
весьма продавленное, спинка вытерта.
– Я люблю тебя, жизнь, – сказал я ошарашено, – что само
по себе уже нонсенс!.. Его кто делал, Тьюринг?
Торкесса сказала почтительно:
– Я не знаю, кто этот мудрец, но этот компьютер… гм..
ну, словом…
Она замялась, я сказал наставительно:
– Неумение врать – еще не повод говорить правду. Ладно,
это неважно. Давай-ка сейчас…
Дверь распахнулась, я инстинктивно отскочил, бросился
плашмя, над моей головой просвистели пули. Трое, которых торкесса оглушила, как
видимо недостаточно, с порога, прижимая к животам автоматы, поливали длинными
очередями зал. Один прыгнул, ухватил торкессу и, быстро развернув ее, пытался
поймать меня в прицел, но торкесса дергалась, лягалась, визжала.
Я наконец выхватил пистолет, дважды выстрелил. Двое тут же
выронили автоматы, их отбросило, словно каждому в грудь ударило из катапульты.
Третий, что закрывался торкессой, выпустил очередь, я ушел в кувырке.
– Эй, – прокричал я, – ты чего мебель портишь?.. Это же
все ваше!..
Он следил за каждым моим движением, личина скромного
инженера слетела, на меня смотрит опытный спецназовец, десантник, которому вся
эта мебель и непонятные компьютеры до керосинки, пусть ломается, взрывается,
горит синим пламенем.
– Что предлагаешь?
– Тебе нужен я, – выкрикнул я. – Так вот он я!.. Оставь
женщину.
Он захохотал:
– Ты меня за дурака держишь?
– А как же, – ответил я честно. – Неужели не хочешь
сойтись со мной грудь в грудь, ощутить на своем десантном ноже вкус моей
человечьей крови?
Торкесса перестала дергаться, лицо стало синим, как у
колхозной курицы. Инженер-десантник проговорил в задумчивости:
– Вообще-то, почему и нет…
– Так давай же, – сказал я. – Смотри, я бросаю
пистолет…
Я в самом деле отбросил в сторону, патроны кончились, а
беспатронный он угроза больше мне, чем от меня другим. Десантник поколебался,
затем сильным рывком отшвырнул в одну сторону торкессу, в другую автомат.
Широкая ладонь выдернула из-за пояса жутковатого вида десантный нож,
искривленный на конце, с канавкой для стока крови, зловещими зазубринами.
Торкесса упала в угол и застыла, глядя расширенными от ужаса
глазами. Я подмигнул ей, держись, мол, а десантник проревел в ее сторону:
– Смотри, как я убью сперва его, потом тебя!
Он сделал шаг в мою сторону, торкесса вскрикнула:
– Это нельзя!.. Это запрещено!
Десантник с каждым шагом становился все громаднее, лицо
вытягивалось, превращаясь в нечто среднее между мордой крокодила и рылом
бультерьера. Он ухмыльнулся, голос проскрежетал, превращаясь в нечто вовсе
нечеловеческое:
– Никто… не… узнает…
Я отступал, пока пятка не уперлась в стену.
– Я милого узнаю по колготкам, – пробормотал я. – А
говорили, что зомби здесь тихие… Простите, а кем вы были до семнадцатого
августа?
Десантник стал выше вдвое, голова как холодильник, а руки
размером с книжные полки. Десантный нож тоже удлинился, теперь не нож, а
турецкий ятаган… Ну, меч или ятаган для меня вещь знакомая, часто приходилось
помахивать заточенной полосой стали, вот только с таким мордоворотом еще не
схлестывался…
Он остановился, несколько озадаченный:
– До семнадцатого?.. До семнадцатого года – помню, до
семнадцатого века – тоже, а до семнадцатого августа… Что было в августе?
– Я так и знал, – вздохнул я. – Ладно, проходи, ложись,
здравствуй… И улыбайся, я люблю идиотов. Ведь кто к нам с мечом придет, тот в
орало и получит.
Он жутко ухмыльнулся:
– Что-то не то говоришь, земляной червячок. Страшно? Не
ожидал?
– Не ожидал, – признался я. – Думал, ты такой дурак,
что будешь соблюдать все эти дурацкие правила. Как будто жизнь не самое
дорогое!.. Да за-ради жизни пойдешь на любую подлянку, на любые нарушения
клятв, верно? Вообще-то, вкус и цвет – хороший повод для драки! Но с другой
стороны: будешь тише – дольше будешь.