Я в ужасе посмотрела на говорившую. Она сразу
узнала?! Неужели я такая? Честно говоря, я считала, что выгляжу куда более
привлекательно! И почему Ада с Мулей похожи на гигантские перевернутые груши?
Они же вполне нормальные собачки.
– Ну вот тут, напишите, – ныла
девица.
– Что писать?
– Как – что? – изумилась
попутчица. – «Дорогой Свете от…» Вас правда так странно зовут?
Взяв протянутую ручку, я быстренько накорябала
требуемое и, натянув бейсболку как можно ниже, перешла в другой вагон. Но и там
многие читали эту газету, впрочем, в метро тоже, потому до Аэродромной улицы я
ехала, не снимая кепки, водрузив на нос темные очки. Отчего-то было стыдно и
неуютно.
Дом, где жила Лена, стоял в глубине
просторного двора. Хорошая погода выгнала обитателей хрущобы на улицу. Куча
разнокалиберных собак бегала по грязной траве. Детей не было видно, очевидно,
их вывезли на дачи. На скамеечках тесно сидели женщины, чуть поодаль, вокруг
деревянного, потемневшего от дождя стола устроились доминошники. Я обратила
внимание на небольшую странность. Самая удобная лавочка, тосковавшая в тени
раскидистого тополя, отчего-то была пуста. Бабы предпочли тесниться на двух
других, находящихся на самом солнцепеке.
Посмотрев на часы, я произвела расчеты. Так, в
электричку я села в 10.30, а сейчас половина первого. И ведь нигде не
задерживалась ни на минуту, переходя со станции на станцию, неслась, словно
курьерский поезд! Получается, что меньше чем за два часа сюда не добраться. А
может, он от Киевского вокзала сел в машину? Что ж, завтра проверю, а сейчас
попробую что-нибудь выяснить у этих теток, небось весь день во дворе торчат.
Я подошла к одной из скамеек и
поинтересовалась:
– Не подскажете, 119-я квартира в каком
подъезде?
Бабы настороженно глянули на меня, потом одна
толстая, смахивающая на сейф старого образца, осторожно осведомилась:
– Вам кого надо?
– Лену.
– Зачем вам Ленка? – спросила другая
женщина в цветастом халате. – Дело какое или вы ей родственница?
– Понимаете, – вдохновенно соврала
я, – я квартиру решила менять, ваш район нужен, мать тут живет, больная
совсем, мне из Лианозова не наездиться.
Женщины шумно вздохнули, потом «сейф» сообщил:
– Ищи другой вариант.
– Почему? – делано удивилась
я. – В Лениной комнате что-то не так?
– В квартире-то порядок, – буркнула
тетка, – с самой Ленкой беда вышла, убили ее!
– Как же это! – взвилась я. –
За что? Кто? Ужас!
– Страсть господня, – закивал
«халат», – прямо во дворе и порешили, вон на той скамеечке, мы теперь
боимся туда садиться! Вот в РЭУ позвонили, попросили лавку убрать, да разве они
сделают?
– Мой Мишка с работы придет и все как
надо оформит, – сказала до сих пор молчавшая женщина в ярко-синих
тапочках.
– Твой молодец, рукастый мужик, –
вздохнула толстая.
– Кто же ее? – направила я разговор
в нужное русло. – Вы видели?
– Не-а, – пробурчала одна, –
вон, Зинка знает.
Зина всплеснула руками:
– Ну ведь словно нарочно время подобрал,
сериал шел по НТВ, все в экраны и впялились. Народу во дворе никого, а я на
кухне что-то готовила, окошко раскрыла, чтобы не задохнуться, гляжу, Ленка с
мужиком идет. Я еще порадовалась!
Она замолкла.
– Чему порадовались? – удивилась я.
Зина усмехнулась:
– В нашем-то доме ничего не скрыть! Стены
картонные, двери бумажные… Вон у Аллы ругаться станут или у Сашки, вмиг по
подъезду разносится. Ленка была хорошая девка, не пила, не курила, в долг
всегда давала, когда могла, правда ведь говорю?
Бабы закивали.
– Девка что надо, – продолжала
Зина, – только с кавалерами никак не получалось. Ухаживал один за ней,
мордастый. Видно, из богатых, она у него даже жила одно время, ну а потом он ее
бросил. Ясное дело, небось в семье невестку-голодранку не захотели. Ленка все глаза
проплакала, нам ее жаль было.
Бабы снова закивали, как китайские болванчики.
– А тут смотрю, он снова с ней сидит!
Я вытащила снимок Николая:
– Этот?
Зина тяжело вздохнула:
– Коли в милиции работаешь, чего
прикидываться? Мы же понимаем, убийство – дело серьезное, не машина украденная.
Похож очень, только я его издали видела. Но похож, лицо толстое, но не он
убивал, точно знаю!
Зина готовила ужин, изредка бросая любопытный
взор в широко распахнутое окно. Лена и мужик спокойно сидели на скамейке. Потом
вдруг девушка вскочила на ноги и вскрикнула:
– Ты мне рот не заткнешь!
Мужчина схватил ее за руку и усадил на
лавочку. Зина поняла, что бывшие любовники выясняют отношения, и принялась
жарить котлеты. Потом с улицы раздался громкий гневный голос:
– Хочешь злиться, злись сколько угодно!
Зина вновь глянула во двор. Мужик стоял спиной
к дому и, бурно жестикулируя, почти кричал:
– Я хотел, как лучше, а ты просто
вздорная баба, ну и живи одна!
Лена сдавленным голосом тоже крикнула:
– Убирайся!
Мужчина быстрым шагом пошел к метро.
– Николай! – крикнула Лена.
– Что? – остановился мужчина.
– Прости меня!
– Ну уж нет, – рявкнул
любовник, – теперь на самом деле хватит!
Лена зарыдала. Зина обратила внимание, что она
сидит как-то странно, свесив голову на грудь. А панамка, супермодный этим летом
головной убор, свалилась ей чуть ли не на нос. Бурные рыдания доносились со
двора.
Мужчина секунду поколебался, потом резко
махнул рукой и ушел. Стоило ему исчезнуть, как горький плач стих.
Зина перевернула котлеты и опять посмотрела в
окно. Лена по-прежнему сидела в неудобной позе. Женщине стало жаль девушку, и
она уже совсем хотела выйти во двор и сказать той какие-нибудь слова утешения
типа: «Не плачь, Ленка, все мужики сволочи», – но тут появился муж и
пришлось кормить его ужином, мыть посуду… Словом, только поздним вечером
Зинуля, подхватив переполненное мусорное ведро, пошла к помойке. Путь лежал
мимо скамейки. Каково же было ее удивление, когда она увидела… Лену на лавочке
все в той же панамке.