Посейдон - читать онлайн книгу. Автор: Пол Галлико cтр.№ 58

Он почувствовал, что девушка, несмотря на жару и духоту машинного зала, дрожит, и зашептал:

— Тихо! Лежи спокойно, сейчас я тебя согрею.

Губы, ледяные, как лед, отыскали его губы и словно прилипли к ним. Вся беззащитность девушки, ее страх и простодушие обнаружились Мюллеру в этом ее порыве. Она была словно маленький обиженный зверек, отыскавший надежное убежище и не желавший с ним расставаться.

— Слушай, а давай сделаем это еще разок, по-быстрому, а?

Ее слова поразили Мюллера. Он-то никогда не занимался любовью, не уверившись прежде, что дверь заперта на замок.

— Здесь?! При всем народе?

— А никто ничего и не узнает. Я буду вести себя тихо. Вот увидишь, я обещаю. Я очень тебя хочу, просто сил нет, как хочу!

— А вдруг кто-нибудь включит фонарь, что тогда?

— Тогда увидят, что ты меня обнимаешь, и только. Между прочим, не исключено, что не одни мы с тобой сейчас будем этим заниматься. Хьюби, ну, пожалуйста, я тебя очень прошу…

Ее губы снова впились в его, и он забыл обо всем на свете, кроме этой необыкновенной девушки и своих удивительных чувств к ней. Жажда ее тела и радость соединения с ним восторжествовали.

Наступил пик наслаждения, и Мюллер молился только о том, чтобы этот восхитительный момент стал последним в их жизни, чтобы корабль, наконец, сжалился над ними и затонул, унося их с собой в мир забвения и покоя.

Ее неровное дыхание и шепот вернули Хьюби на землю.

— Я была послушной девчушкой, правда ведь?

— Да-да, конечно.

— Я даже не извивалась и не взвизгнула ни разу, верно?

— Верно.

— А мне так хотелось! Ты на меня как-то удивительно действуешь. Я никого так раньше не любила, как тебя. Сама не могу понять, что такое со мной происходит.

Она замолчала, но Мюллер понимал, чего она ждет от него сейчас. Она хотела, чтобы он тоже сказал ей, как сильно любит ее. Нонни ждала тех глупостей и нежностей, какие обычно говорятся в постели после «главного». Их произносят из-за чувства вины перед партнером, или из-за нехватки опыта, эмоциональной ограниченности, а иногда и просто по привычке. Сможет ли Мюллер когда-нибудь объяснить ей, что он целиком растворяется в этой девушке, что все его чувства смешались и перепутались и что он не знает, какими словами все это можно передать. Нонни так же необходима ему, как воздух.

А ведь она ничего особенного собой и не представляет. Так, средненькая танцовщица…

— Я просто схожу от тебя с ума, Хьюби, — снова зашептала Нонни. — У меня с тобой все как-то по-новому, по-другому, не так, как раньше. Мы ведь с тобой почти ничего не знаем друг о друге. А ты меня любишь?

Ему хотелось кричать, но было нельзя, и он с яростью прошептал:

— Неужели ты ничего не почувствовала?

— А-а-а… Так ты это имеешь в виду, — разочарованно протянула девушка. И он догадался, чего она ждала от него — слов.

— Да, я люблю тебя.

— Сильно? Больше, чем других?

— Да. Намного больше.

— А у тебя еще кто-нибудь есть?

— Нет.

— А ты женат?

— Нет.

— Вот здорово!

Хьюби понимал, что ей и рассказывать-то особенно нечего, но ей хочется, чтобы он задавал ей вопросы, чтобы интересовался ее жизнью. И если он действительно любит ее, то должен соблюдать все правила.

— А ты? У тебя есть… — Хьюби замешкался на секунду, вместо слова «любовник» подыскивая другое: — бой-френд?

Она немного помолчала, надеясь еще и на то, что Хьюби правильно расценит эту паузу, и сообщила:

— Нет-нет. Сейчас нет.

— Но они у тебя были раньше.

Она прильнула губами к его уху и доверительно сообщила:

— Только два.

Мюллер понимал, что это явная ложь. Но, как ни странно, он испытал прилив нежности к этой девушке с ее детским и глупым страхом скомпрометировать себя. С ее инстинктивной попыткой защитить себя. Он прекрасно понимал, чем занимаются танцовщицы из труппы «Девушки Грэшема» после выступления. У Нонни, несомненно, был большой опыт отношений с женатыми мужчинами.

Теперь, удовлетворенная ответами Мюллера, Нонни заговорила о другом, но что ее тоже волновало.

— Бедняжка Мойра! — вздохнула девушка. — Теперь ей больше не придется волноваться. Она ведь в Рио умудрилась забеременеть!

— А ваши девушки часто беременеют? — поинтересовался Мюллер.

— Нам это не разрешается. В этом случае начальство не церемонится с нами, и наказание бывает очень строгим.

— А тебе никогда не приходилось оказываться в таком положении? — спросил Хьюби и тут же пожалел о своем любопытстве. Ему, в общем-то, было все равно.

Наступила долгая пауза, в течение которой Нонни Мучительно размышляла, соврать ли ей в очередной раз или не стоит. Потом все же решила сказать правду. Врать бесполезно: такие господа, как Мюллер, рано или поздно выяснят все до конца. Она понизила голос:

— Да. А что, это имеет какое-то значение?

Вот оно, начинается! Теперь Мюллер уже обязан был продолжить допрос:

— А что сейчас вообще имеет значение? Или имело раньше? Так как же ты поступила? — И он подумал о том, что где-то далеко растет еще и ребенок, оставленный на воспитание бабушке с дедушкой или каким-нибудь другим родственникам.

— Я пошла к врачу. Ну, к тому, кто помогает в подобных случаях. Это случилось в Риме. Эти итальянцы могут уговорить, кого хочешь. Вот меня и уломал один такой…

— Может, я тоже тебя уламывал?

— Нет. На этот раз все получилось совсем по-другому. Ты обнял и прижал меня к себе, когда я была сильно напугана, и во мне что-то как будто перевернулось. Его я не любила, а тебя очень люблю. — Но она не могла долго рассуждать на эту тему, а потому заявила: — А что произошло со всеми остальными? Они что же, теперь плавают в своих каютах, как дохлые рыбки в аквариуме, да?

— Не надо так говорить, Нонни, — нахмурился Мюллер. — Постарайся больше не думать об этом.

— Не могу. Мы очень долго работали вместе. Целых три года. Кажется, что всего минуту назад я разговаривала с Сибил. Я спросила ее, выйдет она к ужину или нет, и она ответила: «Пошла к черту! Поросенок ты этакий! Дай мне спокойно умереть». Понимаешь, ее сильно укачало. И вот она умерла. Наверное, и надзирательница тоже погибла. И все остальные вместе с ней.

— Что еще за надзирательница?

— Миссис Тимкер. Она отвечала за всю нашу группу, ну и, конечно, следила за нами и днем, и ночью. Чтобы мы хорошо отрепетировали свои номера, всегда были в чистых и отглаженных костюмах. Ну и, конечно, всякий раз записывала, когда мы возвращаемся в свои номера. Но мы ее по-своему любили и уважали. Она часто закрывала глаза на наши похождения, да и вообще нас понимала. Ведь она сама была такой же танцовщицей, прежде чем вышла замуж за Берта Тимкера, помощника нашего директора. Она любила одну поговорку: «все можно, если осторожно». — Нонни хихикнула. — Ну, это она как раз о том, о чем мы с тобой только что говорили, понимаешь?