Код Маннергейма - читать онлайн книгу. Автор: Василий Горлов cтр.№ 42

Опять удивившись стремительной смене ее настроения, Николай с грустью взглянул на себя со стороны: толстый, преждевременно постаревший, с привычным цинизмом не допускающий возможности сопротивления, о котором Анна говорит с такой легкостью. А ведь когда-то… но подружка уже дергала его за рукав рубашки:

— Коленька, ты ведь поможешь мне с поисками? Я чувствую, что мы обязательно найдем этот клад.

Он усмехнулся:

— «Клад»… Не думаю, что Маннергейм закопал какие-то сокровища в буквальном смысле.

— Наверное. Дед рассказывал, что маршал всегда жил весьма скромно. Зато я теперь богатая. На кредитной карте, которую дедушка подарил, — сегодня в банк заехала, посмотрела — сто пятьдесят тысяч евро, представляешь? И мы можем, если нужно, нанять каких-нибудь специалистов. Ну тех, что разбираются в шифрах.

— Они называются — криптологи. Честно говоря, мне самому стало интересно. Я мало что успел, но уже понял, что значки в конце писем Маннергейма — это руническая тайнопись. Кое-что по поводу рун нашел в интернете. Сегодня уже времени нет, нужно выпуск готовить, а завтра с утра дома займусь. — Он встал. — Ну, а с увольнением-то как — пока откладывается?

— Да, придется потерпеть, — ответила Анна, тоже поднимаясь, — так удобнее заниматься поисками. Теперь будем на работе каждый день встречаться. Я ведь наказанная — Шаховцев распорядился ставить меня только на дежурства.

— Я, похоже, тоже. Сегодня переведен в «обоз», буду заниматься утренними воскресными выпусками.

Когда они поднялись в редакцию, Анна попросила:

— Оставь мне на ночь дневник, а то я его не дочитала. Будет чем себя занять на дежурстве. Только шкатулку забери с собой, ладно? Чтобы мне с ней не париться.

Вечер выдался суетным. Шаховцев долго не хотел утверждать первым номером верстки видеоряд о событиях в Выборгском замке. Николаю стоило большого труда убедить его, что выпуск должен начинаться именно так. И, лишь устав препираться, шеф вяло махнул рукой:

— Делайте, как считаете нужным.

И тут же отправил Анну снимать какой-то пожарчик на Витебском проспекте, где на Богом забытом предприятии загорелась сараюшка с мусором. А потом гордо потребовал вставить оперативную информацию в начало выпуска и все-таки добился своего: сдвинул Выборг вниз по верстке.

Ровно в двадцать три часа, после традиционной и смешной команды режиссера из эфирной бригады: «Мотор!» (какой уж мотор — кругом цифровые электронные блоки), Николай привычно, почти про себя, шепнул: «С Богом» — и тем, кто еще не спал, обаятельно улыбнулся Егор Безупреков.

Через пятнадцать минут вернувшись в пустую редакционную комнату — даже ночная дежурная Анька куда-то подевалась, — Николай, выключив компьютер, испытал острое наслаждение полной тишиной. Захватив шкатулку и сделанные Анной копии писем, он спустился во двор, где уже толпились ожидании развозки коллеги. Как всегда с опозданием подкатила старенькая «Газель» с разукрашенными символикой канала бортами. Приветливый старичок-водитель в очках — дужки их были связаны бельевой резинкой — охотно отзывался на прозвище Дед и обстоятельно ездил по питерским улицам не быстрее сорока километров в час, плохо слышал и, похоже, далеко не все видел. Дед сверил заполнивший машину народ со своим списком, и пенсионная «Газель», покряхтывая и переваливаясь на выбоинах, растворилась в ночном городе.

Белые ночи давно закончились, но их закатные отголоски еще украшали призрачным светом обветшалую мистику петербургских городских декораций. Николай любил эти неспешные ночные поездки — именно ночь, когда размыта отчетливая определенность дня, — подлинно петербургское время. Дома и люди, деревья и каналы — все ночью становится загадочным. Темно-серая река расплескивала легкой волной блестящие отражения желтых фонарей, подмигивала красными светлячками топовых огней никуда не спешащего катера, усталого от дневной туристической суматохи. Всюду лишь контуры, намеки на скрытую подлинную сущность: а есть ли она вообще, бог весть.

В этих зыбких декорациях существовали странные персонажи. Вот, на набережной взмахивает спиннингом, посылая в реку тяжелую джиг-головку с кислотно-лимонным длиннохвостым твистером, преуспевающего вида джентльмен средних лет, в строгом темном костюме и белой рубашке, а его дорогой галстук болтается на боковом зеркале терпеливо ожидающей своего седока сверкающей БМВ. А вот постовой сержантик, облокотившись на парапет вверенного под охрану моста, застыл, приоткрыв рот и мечтательно уставившись в пространство — туда, где река становится заливом. А в нескольких шагах от него изрядно выпивший гражданин, стоя под фонарем, мочится в Большую Невку, и на лице его расплывается невыразимое блаженство. Их много — этих случайных персонажей черно-белого ночного петербургского кино. Темная, едва угадываемая за забором и кронами деревьев, высокая крыша дацана нарушила лирическое настроение. Николай вспомнил о Маннергейме. Перелистывая дневник, он видел упоминание об этом буддийском монастыре, обосновавшемся в столице Российской империи. Вернувшись в унылую действительность полусонной развозки, он ощутил приступ голода: ужин в половине первого ночи — обычное дело, с таким рабочим расписанием ему никогда не похудеть. Впрочем, уже давно он примирился с собственной внешностью, и отросший живот его не очень расстраивал. Хотя, конечно, быть стройным, как Антонио Бандерас, куда лучше.

«Газель» теперь катила по разбитым дорогам окраин, петербургское наваждение пропало. Встречные персонажи, выдавленные из бетонного кишечника скучных прямоугольных кварталов убогих многоэтажек, были незамысловато-приземленными. У дверей травмпункта двое матерящихся и покрасневших от натуги ментов с трудом тащили из «клетки» раздолбанного УАЗа упирающегося пьяного с разбитой головой. Продолжая на мостовой начатый еще в гостях скандал, ловила «тачку» загулявшая парочка, и возле них затормозила дряхлая «копейка», у которой тускло горела лишь одна передняя фара. А на залитом светом фонарей проспекте Просвещения голосовали у обочин хилые проститутки, зарабатывающие на очередную дозу, и даже желтоватый щадящий искусственный свет не мог скрыть вульгарности этих юных, но уже изрядно потасканных обитательниц питерских предместий.

Ну, вот и доехали. Николай поблагодарил «деда» и попрощался с теми, кто еще продолжает путь домой. Прямиком, через трамвайные рельсы, разделяющие проспект, он направился к мрачноватой громаде из красного кирпича, растянувшейся на целый квартал, по пути привычно доставая из сумки связку ключей.

Неподалеку от узкого входа в проходной дворик, у подвального закутка визгливо выясняли отношения два разнополых бомжа — речь шла о пропавшем червонце и о каком-то «Петьке — суке». Николай огляделся, — поблизости никого больше не было. Осторожность стала привычной: бессмысленно-жестокие нападения спасающихся от ломки наркоманов превратились в заурядное, чуть ли не каждодневное городское происшествие. Обаятельному бородачу Колдунову, делавшему для «Новостей» компьютерную графику, жаждущий дозы подросток разбил голову так, что два месяца пришлось отлеживаться в больнице.

Когда Николай завернул под высокую узкую арку, он увидел, что двор дома не освещен. «Опять какая-нибудь авария, — подумал он с тоской. — Если лифты не работают — придется тащиться на двенадцатый этаж пешком, по загаженной лестнице черного хода. Что за невезуха сегодня…» Сзади его сильно ударили по голове. Выронив ключи и зажатую под мышкой Анькину коробку, Николай, пытаясь удержаться на ногах, оперся нататуированную граффити кирпичную стену и медленно сполз на пыльный асфальт. «Все-таки не уберегся, — мелькнуло в, кажется, разорвавшейся пополам голове, — б… как больно…» — И он потерял сознание.