Нелегальный рассказ о любви - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Сахновский cтр.№ 63

И тогда нет смысла противопоставлять, сталкивая лбами, «старых» и «новых» русских. К ним в равной степени относится негромкое классическое напутствие: «Да пребудут в целости, хмуры и усталы, делатели ценностей – профессионалы».

Гадкий утёнок по имени Квентин, натерпевшись пинков и унижений от сверстников, чуть не сутками просиживает в тёмном кинозале, любуясь прыгучими ужимками Брюса Ли. Когда уже взрослый и знаменитый Тарантино заставляет Уму Турман размахивать тяжеленным японским мечом, пластая и шинкуя самураев в товарно-промышленных количествах, он это делает даже не ради искусства – ради безумных гениальных ПОНТОВ. Это Запад, освобождаясь от своих мальчиковых комплексов, отвечает Востоку: я всё равно круче!

Когда «певец якудза» Такеши Китано на пафосном кинофестивале, нарушив свою драгоценную сдержанность, заявляет журналистам: «Я, конечно, знал, что Тарантино дерьмо, но не до такой же степени!..» – это Восток предупреждает, что его буддийское благодушие не безгранично.

Мы привыкли цитировать (к месту и не к месту) стих Киплинга про Запад и Восток – что, дескать, «вместе им не сойтись». Там, правда, Киплинг ещё кое-что сказал: «Но нет Востока и Запада нет, если двое сильных мужчин, рожденных в разных концах земли, сошлись один на один…» В общем, два крутых кента конкретно схлестнулись – и мало уже никому не кажется.

Считается, что азиат принимает мир «в чистом виде», сидит в своей нише и мудро медитирует. А европеец-американец из кожи лезет, чтобы всё переколбасить и перестроить под себя. Запад действует во имя «сегодня» и «завтра». Восток размышляет про «всегда».

А реально мы что видим? Пока тарантированный Запад на нервной почве машет мечом Хатори Ханзо, роняет ракеты на Кабул и патрулирует в Ираке, тихие восточные люди под шум винтов скупили на корню почти весь Голливуд и любезно оккупировали мою квартиру.

Тут я бегло обозрел имущество – и честно удивился. Телевизор «Toshiba», фотокамера «Nikon», мужской дезодорант «Kenzo», печка «LG», монитор «BENQ», диктофон «Panasonic»… Это не считая интимных «Записок» Сэй-Cенагон и четырехтомника Акутагава Рюноскэ (который в тысячу раз ценнее, чем пятисоттомник всякого Мураками). Пока я всё это обозревал, на мой «Sony Ericsson» позвонила одна слегка раскосая, с высокими скулами девушка, от которой я временами (и местами) с ума схожу, и задала простой животрепещущий вопрос: «Сушки есть пойдём?» Это она суши так называет.

С едой тоже получается любопытно. Меня однажды соседка по лестничной площадке, реальная китаянка, пригласила к себе на ужин. Наготовила всякие рисы, фунчозы, чего-то жареное на ребрышках, в кисло-сладком соусе, положила на стол палочки и говорит: «Зовите меня просто Надя!» Я говорю: «Надя, а нет ли у вас вилки?» Даёт вилку, едим. Я спрашиваю: «Надя, а вы сами-то пробовали когда-нибудь вилкой есть?» – «Ни разу в жизни. Но сейчас попробую!» Взяла, поковырялась так деликатно и говорит: «Ужас. Тогда уж лучше ДВУМЯ вилками!!»

«И вместе им не сойтись!..» – уже прямо категорический императив. Нет резона пенять автору на погрешность, но всё же. Погрешность – это Россия, где они и СОШЛИСЬ, Запад с Востоком. Если существует некая «загадка русской души», то она именно в этом. В нашей любовной вражде. В нашем кровосмешении.

Вот только не надо, мамуля, трындеть про «особый русский путь» и о том, какие американцы плохие! Заработайте уже на чем-то более полезном, чем любовь к Родине, подлежащая обязательной сертификации. Антиамериканизм – это зависть отстающих, не замечающих своей ущербности. И уж лучше Южные Курилы слегка обустройте, чем японцев в наглости уличать.

Такие мы, блин, западно-восточные. И ветра у нас дуют какие-то южно-северные. И если хотим выразиться от всего сердца, то каждое третье слово получается не совсем нормативное. А каждое второе – совсем не. Как у того древнерусского еврея, который столько в сердцах навыражался, что теперь его пол-России знает наизусть. А он ещё пожелал на прощанье: «Лишь бы счастлив был Ян, лишь бы кончила Инь!..» Опять, кажется, нецензурно. Но от всего сердца.

Я выбрал навскидку три реальные фигуры, чья мужская репутация бесспорна, а мужественность – несомненна. И сразу наткнулся на «компрометирующие» обстоятельства, непростительные с точки зрения ревнителей идеала.

Новогодней ночью 31 декабря 1753 года венецианский кавалер Джакомо Казанова тайно встречается в доме свиданий с монахиней М.М. Этот эпизод, пожалуй, самый шокирующий и одновременно самый трогательный в его одиннадцатитомной жизни. Как бы мне аккуратней выразиться, чтобы нервные не падали на пол?.. Одним словом, в разгар интимной близости у Казановы вдруг пошла кровь. Вместо сами знаете чего. Судя по мемуарным деталям, это было следствием эксцесса.

Через два дня он получает от М.М. письмо, где она выражает горячую тревогу, беспокойство о его самочувствии. Заканчивается послание словами: «Люблю тебя до обожания, целую воздух, воображая, что ты здесь…»

Дочитав это письмо, Казанова заплакал. Обольститель и покоритель неограниченного женского контингента, он не был ни на грамм сентиментален. Плакал (чуть ли не впервые в жизни), потрясённый элементарной сердечной заботой. Привычный ко всему, к такому не привык. Потому что «моей судьбой, сказать по правде, очень никто не озабочен…»

Уйдём в десятые годы XX века. Тогдашние кумиры ещё не походили на бесполых кукол типа Майкла Джексона. Культовой персоной, супермужчиной, которому поклонялись и Европа, и Петербург «серебряного века», был суровый швед Август Стриндберг.

Вот как описывает Стриндберга один его гениальный современник: «Навстречу <…> выходит человек с горькой складкой страданий под жёсткими усами, с мужественным взором серых глаз <…> Из грубого материала – нежнейшая духовность; нужна была твёрдая рука и уверенный резец, чтобы так положить эти тёмные тени на щеках и эти жёсткие складки около рта!»; «Когда думаешь о жизни Стриндберга, приходит в голову, что судьба особенно возлюбила эту породу…»

Так он выглядел со стороны. Рискнём, однако, лёгкостью и высотой настроения – прочтём книжку «Слово безумца в свою защиту», где знаменитый швед с самоубийственной честностью рассказал свою жизнь с первой женой Сири фон Эссен. Там за каждой сценой, за каждой страницей проступают глаза человека, насмерть раненного торжеством Бабского над Женственным. С простосердечием униженного подростка «супермужчина» Август Стриндберг, умеющий любить как никто, задаёт жалкие, окаянные вопросы на все времена: «Почему они обманывают?», «Почему их так влечёт к ничтожествам?», «Почему они изменяют?», «Почему они такие?» И наконец: «Чего они от нас хотят?» В итоге его причислили к женоненавистникам.

Ещё одна культовая фигура (едва ли не самый «роковой» и модный мужчина тех же лет) Александр Блок, несчастливый муж несчастливой Прекрасной Дамы, сделал уникальную попытку спрогнозировать векторы движения мужской и женской породы.

Он считал, что «культура как бы изготовила много «проб», сотни образцов – и ждёт результата», то есть «нового человека». Он даже называл это «половым подбором» и надеялся на гармоничное распределение «мужественных и женственных начал».