Попкорн - читать онлайн книгу. Автор: Бен Элтон cтр.№ 16

— Я с радостью отдам свою жизнь, — продолжал индюк, — защищая ваше право убивать на экране столько народу, сколько вам будет угодно. Но у меня возникает один вопрос (простите уж за занудство): разве это можно назвать искусством?

— Можно ли это назвать искусством? — переспросил Брюс. — Сейчас я вам отвечу… Не так все просто… Перебить в кино кучу народа — искусство это или нет? Вот мой ответ: не задавайте идиотских вопросов!

Ответ не блестящий, но зато индюк отвязался. Однако Брюсу от этого легче не стало: любителей идиотских вопросов в зале было более чем достаточно. На этот раз с ним захотела побеседовать молоденькая актриса приятной наружности. С виду она была хороша, но рта ей открывать не стоило. Избалованное капризное дитя не выдавало ничего, кроме самонадеянных банальностей. Ей крайне редко случалось говорить с кем-то, кто не пытался затащить ее в постель, а потому соглашался с каждым ее утверждением. Брюс в постель ее тащить не планировал и слушал без особенной снисходительности.

— Нет, не думаю, что я пережил в детстве моральную травму, — цедил сквозь зубы Брюс. — Иначе мне было бы известно… Да что вы? Неужели?

Юная особа утверждала, что пострадавший может даже не подозревать о пережитой моральной травме. Она и сама пребывала в счастливом неведении, пока ужасная правда не обнаружилась во время сеанса гипноза.

— И что он на это сказал?

На следующее утро та же юная особа (звали ее Дав, что означает «голубка») рассказывала ведущим программы «Кофе-тайм» Оливеру и Дейл о своей встрече с Брюсом накануне вечером. События, последовавшие за вручением «Оскара», превратили всякого, кто сталкивался с Брюсом в последние двадцать четыре часа, в важного свидетеля. На всех теле- и радиоканалах гардеробщицы и официанты делились своими соображениями относительно душевного состояния Брюса в те пять или шесть секунд, которые они провели с ним «один на один».

— Он сказал, что я должна была почувствовать облегчение.

— Погодите-ка, давайте разберемся, — прервал ее Оливер, надевая очки. Стекол в очках не было — иначе в них отражался бы экран телесуфлера, но Оливер всегда держал их под рукой и надевал всякий раз, когда ощущал необходимость продемонстрировать зрителям глубокое сопереживание и обеспокоенность.

— Брюс Деламитри сказал, что, вспомнив о душевной травме, вы должны были почувствовать облегчение?

— Да, он так сказал.

— Как вам это нравится!

— Он сказал, что я теперь ни за что не отвечаю и могу себе позволить что угодно: принимать наркотики, спать с кем ни попадя, воровать, быть полной неудачницей — и ни в чем этом не будет моей вины, потому что гипнотерапевт наделил меня статусом жертвы. Даже не верится, что кто-то мог такое сказать! Я проплакала всю ночь.

Сражаясь с мучительным воспоминанием, Дав ухоженными пальчиками терзала носовой платок.

— Четвертая камера, крупным планом — руки Дав, — проинструктировал режиссер оператора.

Дейл, заметив на мониторе, как переменилась картинка, накрыла руки Дав своей ладонью.

— Вы говорите, Деламитри решил, что ваша выстраданная душевная боль — не более чем простая уловка?

— Совершенно верно. Он спросил, сколько я заплатила своему гипнотерапевту. Я ответила, что три тысячи долларов, и он сказал, что это сущие гроши.

— Сущие гроши? Три тысячи долларов — гроши? — ахнул Оливер, зарабатывающий в год восемь миллионов. — Да уж, эти голливудские звезды даже для приличия не станут притворяться, что живут в реальном мире с нами, обыкновенными людьми.

— Он сказал, что даже сто тысяч долларов было бы недорого. Он сказал, что никаких денег не жалко, чтобы разом получить отпущение всех своих грехов.

— Эти звезды считают, что правила приличия и хорошего тона на них не распространяются, не так ли?

— Да, думаю, вы правы.

— И что вы ему ответили?

— Что у меня открылась глубокая болезненная рана.

— Молодец! Прекрасный ответ, — похвалил Оливер. — О глубокой болезненной ране Дав и ледяном безразличии к ее страданиям миллионера Деламитри мы еще поговорим после рекламной паузы.

Избыток газов в кишечнике может серьезно отравить вашу жизнь, — вещала тем временем очаровательная старушонка, выгуливающая собачек.

— У меня открылась глубокая болезненная рана, — сказала Дав.

Она пыталась отстоять свою точку зрения, но вместо этого выдала беспомощную унылую банальность. Она почувствовала, как почва уходит у нее из-под ног. Бедняжка понятия не имела, как вести себя с мужчинами, которые не пытаются затащить тебя в постель. Брюс засмеялся в ответ. К их разговору стали прислушиваться окружающие, но Брюсу было на них наплевать. Он сам сегодня выдал чудовищную чушь перед лицом миллиарда человек и не намеревался выслушивать ничего подобного от других.

— Да, понимаю, — сказал он, — глубокая болезненная рана. Настолько глубокая и болезненная, что вы ее даже не заметили, пока какой-то дядька за несколько тысяч долларов не ткнул вас в нее носом.

— Не может быть! — воскликнула Дейл, когда на следующее утро Дав поделилась пережитым с программой «Кофе-тайм».

— Да, так и было! — подтвердила Дав. — Все слышали.

— Давайте разберемся. — Оливер приладил на переносицу очки и погрузился в заметки, которые он якобы делал все это время. — Деламитри не поверил в существование перенесеной вами моральной травмы? Он обвинил вас в том, что вы все выдумали?

— Да, Оливер, именно так.

— Интересно, а это разрешено законом? Я не уверен, что разрешено. — Оливер огляделся по сторонам. Ему нравилось создавать у зрителей впечатление, будто его окружает целая команда юристов и прочих экспертов, готовых броситься в бой по мановению руки этого большого человека. В действительности команда Оливера состояла из двух женщин, держащих наготове пудреницу и питьевую воду.

— И что же вы сделали? Что сказали ему в ответ? — спросила Дейл.

— Я сказала: «Мистер Деламитри, то обстоятельство, что вы заработали кучу денег, эксплуатируя чужую боль и страдания, не дает вам права так же поступать со мной».

— Великолепно, мой друг! — воскликнула Дейл.

— Отлично, сестра, — одобрил Оливер. — Оставайтесь с нами.

Как всякая женщина, вы имеете право на упругую высокую грудь. И совсем не важно, сколько вам лет.

Дав солгала ведущим и зрителям программы «Кофе-тайм». Ничего такого она Брюсу Деламитри не говорила, а просто стояла со слезами на глазах и пыталась понять, почему он столь высокомерно-пренебрежительно к ней относится.

— Ну, как бы там ни было… Что бы для вас изменилось без этой раны? — спросил Брюс.

— Не понимаю, — шмыгнула носом Дав.

— Сейчас поймете. Без нее вы остались бы той же бессмысленной дурой, какой вас создал Бог, но только винить за это вам было бы некого.