Первая жертва - читать онлайн книгу. Автор: Бен Элтон cтр.№ 34

Эти мысли ненадолго отвлекли его, и сердце перестало так яростно биться при виде его бывшего дома. И не сосчитать, сколько раз со дня своей свадьбы в 1912 году он проходил вечером по Фласк-уок. Маршрут всегда был одинаковый: сначала до станции метро Хэмпстед, затем налево мимо продавца газет, у которого он покупал свежий выпуск, если не успевал сделать это раньше. Кингсли часто покупал цветы в киоске на главной улице, а иногда шоколад или пирожное во французской кондитерской. А потом домой, домой в объятия своей любимой Агнес, которая всегда была так рада видеть его, ей всегда так не терпелось услышать, к каким хитростям он прибегнул и какую отчаянную храбрость проявил в тот день. И конечно, малыш Джордж! Если удавалось прийти домой до того, как он ляжет в постель, для Кингсли это был праздник, и если ему казалось, что можно успеть домой вовремя, он так спешил! Он ненавидел, когда поезд метро вдруг останавливался на несколько минут, ненавидел длинные очереди на эскалатор — из таких же мужчин, которым не терпелось попасть домой к своим семьям. Когда же он опаздывал, то, обняв Агнес, тут же шел в детскую и целовал спящего Джорджа. Иногда мальчик ворочался и шептал во сне: «Папочка, я тебя люблю». Ради этих моментов Кингсли жил; и от них он отказался.

Теперь он стоял перед воротами в густой тени подальше от ближайшего газового фонаря. У своей калитки. У калитки своего дома. Он купил его (правда, при помощи семьи Агнес), через эту калитку он пронес Агнес на руках в тот день, когда они вернулись из свадебного путешествия, и он никогда не собирался покидать его. Теперь это была калитка миссис Бомонт, вдовы и матери. Ее калитка.

На улице не было ни души. В окнах дома горел свет: в подвале, где посудомойка мыла посуду после ужина, в холле, где домработница Молли чистила ботинки и пальто, и в гостиной, где сидела Агнес. За книгой или за шитьем, или просто сидела. Одна.

Не дав себе возможности подумать о последствиях, Кингсли открыл калитку и пробрался в сад. Он направился к дому, избегая дорожки и держась в тени огромного вяза, который рос посреди лужайки; он обещал Джорджу построить на нем дом, но так и не построил и теперь уже никогда не построит. Кружевная занавеска в гостиной на первом этаже была задернута, но тяжелые шторы на ночь еще не закрыли. Комната была ярко освещена; весь дом был полностью электрифицирован, к восторгу Агнес, которая выросла в большом, старом загородном доме, до которого современная цивилизация добиралась очень медленно. Кингсли знал, что свет в комнате позволит ему видеть через кружева и одновременно, отражаясь от тонкой белой ткани, не даст Агнес видеть улицу. Если он будет осторожен, он может подойти к окну и заглянуть внутрь. И возможно, увидеть ее.

Ночь была тихая, и безмолвие нарушал только отдаленный шум веселья в гостинице «Фласк». Убедившись еще раз, что улица пуста, Кингсли аккуратно взял стоящий под вязом кованый садовый стул и подошел к самому окну. Окно гостиной располагалось выше его головы, поэтому он приставил стул к стене, осторожно встал на него и медленно выпрямился, автоматически отметив про себя, что подоконники нужно привести в порядок.

Он оказался прав: она была там. Агнес сидела в гостиной перед камином. Камин в этом сезоне еще не топили, и перед ним стояла летняя ширма с изображением коня, которую Агнес привезла с собой из своей гостиной в Лестершире. Она сидела на своем обычном месте, напротив его кресла, теперь ничейного, пустого. На коленях у нее лежал журнал; Кингсли подумал, что это журнал «Леди». Агнес любила журналы и предпочитала те, в которых печаталось много коротких романтических историй, заметок о моде и сплетен, но держала их в своей спальне, в верхней гостиной, а также на маленьком столике эпохи королевы Анны в своей ванной — она стыдилась их демонстрировать. В гостиной внизу она держала другие журналы: журналы «для гостей», показатель ее вкуса. «Кантри лайф», «Татлер» и, конечно, «Леди». Хотя гостей у нее больше не было, ведь он погубил и ее, и свою жизнь ради принципа.

Агнес не читала журнал. Он лежал у нее на коленях, а она смотрела перед собой, и ее чудное лицо было омрачено печалью. Кингсли никогда не видел ее такой. Да, она бывала сердитой, ведь темперамент у нее был страстный; грустной, нетерпеливой, скучающей, но никогда — печальной. Нрав у Агнес был легкий и живой, по крайней мере раньше, до того, как он выжал из нее всю легкость и живость. Пока он смотрел на нее, она вздохнула. Это был долгий вздох человека, у которого впереди длинная, пустая ночь. Затем она встала и повернулась к окну. Инстинкты подсказывали Кингсли, что нужно бежать, но разум велел ему не двигаться, так как внезапное движение легче увидеть. Только неподвижность поможет ему остаться незамеченным. Она направилась к окну, к Кингсли, и остановилась за кружевами. Агнес вдруг оказалась всего в трех футах от него, их разделяло лишь стекло и тонкий слой ткани. Если она отодвинет кружева и выглянет наружу, то, наверное, умрет от страха, а его с пулей в голове Секретная служба отправит на дно Темзы.

Агнес не тронула занавесок. Она шагнула вперед, чтобы задернуть на ночь тяжелые шторы, и на мгновение они оказались лицом к лицу; он глядел в ее неповторимые голубые глаза в обрамлении золотых локонов, которые впервые поразили его в самое сердце во время игры в крикет в Далидже семь лет назад. Вот только теперь он увидел среди ее локонов седую прядь. Ей было всего двадцать четыре года. Всем своим существом он желал ринуться к ней, выломать оконную раму, протянуть к ней руки и осыпать ее милое лицо горячими поцелуями. Ему было все равно, что в каком-то смысле она предала его, что у нее не хватило силы подняться над толпой и гордиться его поступком. Он всегда знал, что Агнес — не героическая натура. Она была достаточно мужественна и вынесла боль деторождения с отвагой, которая потрясла Кингсли, но Агнес слишком любила общество, чтобы суметь отказаться от него. Для Кингсли это все не имело значения. Он любил свою жену такой, какая она есть, и ни за что не хотел бы, чтобы она изменилась.

Агнес отступила в сторону, чтобы развязать шнуры на шторах. Сначала один, потом другой. Кингсли смотрел, как она протянула руку за шторы, чтобы нащупать узел. Ему захотелось крикнуть: «Не надо! Останься со мной еще немного!», но он промолчал. Ее рука опустилась, шторы закрылись, перекрыли свет из гостиной.

Кингсли спустился со стула, словно во сне. Он чувствовал себя несчастным и одиноким. Возможно, именно отчаяние привело его сюда. Позднее, раздумывая о своем поступке, он решил, что, вероятно, хотел быть пойманным. Он понимал, что это означало бы смерть от рук Шеннона или его коллег, но, по крайней мере, он снова бы увидел ее. И Джорджа. Единственное существо, которое он любил так же сильно, как Агнес.

Кингсли окинул взглядом огромный темный дом. Четыре этажа и подвал. Наверху располагались комнаты для слуг, где жили две служанки, няня и повар. Ниже была гостевая спальня, ванная для слуг и уборная, музыкальная комната и бывший кабинет Кингсли, а также швейная комната Агнес. На втором этаже находилась большая хозяйская спальня, которая раньше принадлежала ему и Агнес, и прекрасно обставленная современная ванная комната с отдельной душевой кабинкой со стеклянными стенами, которую мать Агнес считала не вполне пристойной. А также гардеробная, детская с маленькой ванной и комната Джорджа.