До последнего звонка - читать онлайн книгу. Автор: Бен Элтон cтр.№ 18

— Не понимаю, зачем ты уходишь, — заметил Ньюсон. — Ты всегда мне рассказываешь, что он сказал.

— Он сказал, что я его притягиваю и не даю спокойно жить.

— Какого черта он об этом думает? Он тебя бросил. С тобой покончено. У него нет права звонить тебе и говорить, что ты с ним делаешь.

Ньюсону не нужна была последовавшая за этим смущенная пауза, чтобы понять, что Наташа и Ланс снова вместе.

— Не надолго тебя хватило.

— Я не хочу об этом говорить.

— Хорошо.

— Он приезжал вчера вечером.

— А я думал, что вчера ты была на собрании клуба «Все мужики — ублюдки».

— Когда я вернулась домой, он спал на моем диване.

— Он не имел права вторгаться в твой дом. Ты должна была его арестовать.

— Не говори глупости.

— Я серьезно.

— Глупости все это. И вообще, он признал, что был свиньей. Он был такой милый и очень извинялся.

— А я думал, что все мужики — ублюдки.

— Так и есть, но выбирать не из чего. Слушай, я знаю, что обычно у Ланса куча проблем. Но сейчас у него все в порядке.

— Отлично.

— Он сказал, что я должна дать ему еще один шанс, что хоть это я обязана сделать.

— Ты ничего ему не должна. Это он должен тебе за проживание, а ты ему не должна ничего. Я говорил, что он вернется. А ты сказала, что не пустишь его.

— Отчасти это моя вина. Нет, я ведь правда много работаю, и это для меня главное.

— Обычно считается, что это хорошо.

— Да, но, может быть, я должна уделять ему больше времени. Ты подумай: он безработный, а у меня классная работа, а это ведь очень обидно, особенно мужчине, и иногда я бываю жесткой в этом плане. Думаю, мне нужно уделять ему больше времени.

— А я думал, что ты не даешь ему спокойно жить.

— Да, но он говорит, что все очень сложно. Я ведь тоже хочу, чтобы он был хорошим парнем, чтобы не изменял и не пил где-то ночи напролет, с другой стороны, у меня есть классная работа, и я постоянно про нее рассказываю, и я должна уделять ему время и быть с ним. По-моему, это нормально.

Ньюсон глубоко вздохнул. Он не должен, просто не должен был заводить этот разговор. Даже если бы он вообще не был привязан к сержанту Уилки, он не должен был до такой степени принимать участие в личной жизни своей подчиненной. Но он был привязан к ней. Он ее любил. Он думал о ней каждый вечер перед сном и просыпался с мыслью о ней. Она была его наваждением, и роль сочувствующего друга только подогревала его страсть. И он ничего не мог с собой поделать. Только разговаривая с Наташей о ее друге, Ньюсон мог быть ближе к ней.

— Я пытаюсь понять его аргументы, — сказал Ньюсон. — Он говорит, что, если ты не хочешь, чтобы он мотался и пил, ты должна меньше интересоваться работой?

Наташа не ответила.

— Наташа, этот мужчина пользуется тобой. Он запугивает тебя, когда вы вместе, а бросив тебя, он угрозами заставляет принять его обратно…

— Я сказала, что не хочу об этом говорить.

— Но мы уже об этом говорим.

— Я так и знала, что ты не отвяжешься.

— А что мне остается?

— Я не голодна. Пойду в машину. Доедай и приходи.

Так инспектор Ньюсон остался в одиночестве доедать курицу с картошкой.

Они почти не разговаривали по дороге обратно в Лондон, задумавшись каждый о своем. Ньюсон сидел на пассажирском сиденье и смотрел в окно, чтобы избежать опасности всю дорогу наблюдать, как двигаются Наташины ноги, когда она переключает передачи. Он попытался сосредоточиться на убийстве, изо всех сил пытаясь найти одно имя или деталь, чтобы соединить убийство Адама Бишопа в Уиллздене с тремя более ранними преступлениями.

Ничего общего не было. Из тысячи имен соседей, друзей, коллег и врагов убитых, которые были включены в различные отчеты, ни одно имя не повторялось дважды.

Более того, среди всех инструментов, кусочков скотча, отпечатков пальцев и микроскопических нитей, которые были найдены и зафиксированы разными следственными бригадами, не было ни одного повторяющегося элемента. Скотч присутствовал в трех преступлениях, но это был самый обычный скотч. Веревка присутствовала в тех же трех преступлениях, но веревку можно купить в любом магазине товаров для дома или в универмаге.

И все же Ньюсона не покидало ощущение, что все преступления связаны между собой и что он имеет дело с серийным убийцей. Обстоятельства были слишком схожими. За истекшие два года было совершено четыре убийства, в которых жертвы подчинились убийце, позволили себя связать и затем, будучи в сознании, подверглись долгой и изощренной пытке, в результате которой скончались. Жертва осознавала свою участь, не только саму боль, но и то, каким именно образом эта боль была причинена. Убийце было важно, чтобы они знали, что с ними происходит, чтобы они понимали, что происходит и как это должно завершиться. Ньюсон предполагал, что мотивы убийцы носили сексуальный характер, потому что не мог придумать ни одной другой причины таких поступков. К тому же, насколько он знал из собственного опыта, по большому счету все в этой жизни сводилось к сексу.

В этот момент Ньюсон отвлекся от мыслей об убийстве и позволил себе бросить взгляд на стройные Наташины ножки. Они уже въезжали в Лондон, и при большом скоплении транспорта Наташе приходилось постоянно переключать передачи на своем маленьком «рено-клио», в результате чего мышцы очень мило напрягались чуть повыше ее маленьких сапожек, доходивших до середины икры. Наташины ноги составляли основной интерес Ньюсона, ведь это была единственная ее часть, на которую он оказал определенное влияние.

Когда они только познакомились, Наташа почти не носила юбки или платья, объясняя это тем, что ей не нравятся ее слишком короткие ноги. Услышав это объяснение, Ньюсон заявил, что она или ненормальная, или слепая, или и то и другое, вместе взятое. Официальным и незаинтересованным тоном (как ему казалось) он сообщил, что, по его беспристрастному мнению, Наташины ножки были высшего разряда и что вне мира высокой моды всем прекрасно известно: длина ног ни в какое сравнение не идет с их формой.

— На самом деле никому не нравятся мерзкие, скелетоподобные модели по девять футов ростом, — сказал он ей. — Их берут туда, чтобы платья длиннее казались.

С тех пор Наташа «оголяла» ноги, как она сама говорила, гораздо чаще и даже была настолько щедра, что иногда припоминала заслугу Ньюсона в этом деле. Он не мог решить, доставляло ли ему ее откровение больше радости или боли, поскольку она говорила об этом тоном младшей сестренки, и не более того. В конечном счете он решил, что и радости, и боли в этом было достаточно.

У Ньюсона зазвонил телефон, и он вернулся мыслями к убийству.