- Ну, хорошо. - Питер бросил пальто на диван и подошел к бару. Бурбон?
- Со льдом, - сказал Колин.
- А есть сладкий шерри? - спросила Мелисса-Джейн.
- Есть кока-кола, - ответил Питер. - И можешь унести ее в свою комнату, юная леди.
- О, папочка, я так давно не видела дядю Колина.
- Брысь! - сказал Питер, и когда она ушла, добавил: - Сладкий шерри, подумать только!
- Настоящие ублюдки, когда начинают расти, - сказал Колин, - и выглядят соответственно. - Он взял у Питера стакан и поболтал кубики льда. - Не хочешь поздравить меня?
- С удовольствием. - Питер взял свой стакан и встал у окна, глядя на голые ветви и серый туман Гайд-Парка. - А что ты сделал?
- Послушай, Пит! "Тор" - мне отдали твое место - когда ты ушел.
- Когда меня уволили.
- Когда ты ушел, - твердо повторил Колин. Он отхлебнул бурбон и громко глотнул. - Мы многого не понимаем. "Не наше дело спрашивать почему, наше дело - действовать и умирать". Шекспир.
Он по-прежнему играл роль шута, но маленькие глазки были холодно-расчетливы и блестящи, как у нового игрушечного медведя в рождественское утро. Он взмахнул стаканом, указывая на номер.
- Здорово! Действительно здорово! Ты зря тратил время в "Торе", все это знали. Теперь, наверно, получаешь больше, чем наши начальники штабов все вместе.
- Семь против пяти, что ты видел ксерокопию моего контракта с "Нармко".
- "Нармко"! - Колин свистнул. - Вот на кого ты работаешь? Не шутишь, Питер, приятель? Здорово!
Питеру пришлось рассмеяться - это его форма капитуляции. Он сел против Колина.
- Кто тебя послал, Колин?
- Что за глупый вопрос...
- Только для начала.
- Зачем кому-то посылать меня? Неужели нельзя просто поболтать со старым приятелем?
- Он послал тебя, потому что боится, что другому я могу сломать челюсть.
- Конечно, все знают, что мы братски любим друг друга.
- Так что ты мне должен передать, Колин?
- Поздравления, Питер, малыш. Я пришел, чтобы сказать тебе, что ты заработал себе билет в Большое Яблоко [Жаргонное обозначение Нью-Йорка]. Он прижал руку к сердцу и запел удивительно приятным баритоном: Нью-Йорк, Нью-Йорк, какой замечатенльный город.
Питер спокойно смотрел на Колина, но в то же время напряженно размышлял. Он знал, что придется лететь. Что-то начинает просвечивать сквозь мутную воду, части головоломки начинают собираться. Именно на это он надеялся, когда насадил свою приманку.
- Когда?
- На Кройдоне ждет военный самолет.
- А Мелисса-Джейн?
- У меня внизу шшофер, он отвезет ее домой.
- Она тебя возненавидит.
- Такова моя жизнь, - вздохнул Колин. - Меня любят только собаки.
На всем пути через Атлантику играли в кункен [Карточная игра] и пили крепкий черный кофе. Говорил в основном Колин Нобл, не выпуская изо рта сигары. Все о делах, о "Торе", тренировки, рассказы об отдельных людях, небольшие анекдоты, все то, что они оба хорошо знают, - и он не делал никаких попыток расспрашивать Питера о его работе и о "Нармко", только сказал, что Питера доставят назад в Лондон к началу встреч, организованных "Нармко" и намеченных на понедельник. Это был сознательный и не очень прикрытый намек на то, что "Атлас" все знает о Питере и его деятельности.
Приземлились они в аэропорту Кеннеди вскоре после полудня. Их ждал военный шофер, который отвез их в местный "Говард Джонсон" [Известная американская фирма, владеющая кафетериями во многих городах], а потом на шесть часов сна - типа глубокой черной комы, вызванной разницей во времени.
У Питера все еще кололо в глазах и голова казалась распухшей, и он в удивлением следил, как Колин поглощает один из гигантских американских завтраков: вафли, кленовый сироп, копченые сосиски, бекон с яйцами, сладкое печенье и булочки. Все это он запивал огромным количеством фруктового сока и кофе. Затем закурил свою первую сигару и провозгласил:
- Ну, теперь чувствуется, что я дома. Только сейчас понял, что два года медленно умираю от недоедания.
У выхода из мотеля их ждал все тот же армейский шофер. Кадиллак указывал на их положение в военной иерархии. Питер отчужденно смотрел из снабженного кондиционером и кожаной обивкой салона на проплывающие мимо мрачные гетто Гарлема. С высокого скоростного шоссе вдоль Ист-Ривер район напоминал Питеру покинутое поле сражения, где немногие уцелевшие прячутся в темных подъездах или бродят по замусоренным тротуарам в холодное туманное утро. Только граффити на голых кирпичных стенах обладали страстью и жизненностью.
Машина добралась до пересечения Пятой и Сто Одиннадцатой улиц и двинулась на юг, в парк, мимо "Метрополитен музея", потом свернула в пещероподобную пасть гаража под одним из огромных зданий, которое, казалось, касается серого холодного неба.
При входе в гараж висела табличка "Только для работников", но привратник открыл электронно управляемую решетку и махнул им, чтобы проезжали. Колин отвел Питера к лифтам, и они поднялись с ощущением пустоты в желудке, а указатель над дверью сообщил, что они поднимаются на самый верх здания.
Они вышли в приемную, защищенную красивыми, но тем не менее хорошо закрывающими экранами.
Охранник в полицейском мундире и с оружием на боку рассмотрел их через решетку и проверил пропуск Колина Нобла, сверившись со своим списком, и только после этого пропустил их.
Учреждение занимало весь верхний этаж здания, за окнами видны были висячие сады, а дальше - вызывающий головокружение вид на пустое пространство до другого высотного здания ниже на Манхеттене - здания "Пан Эм", а также до близнецов-башен Торгового центра.
Убранство восточное, в нишах предметы искусства, которые, как знал Питер по своим предыдущим визитам, обладают огромной ценностью - старинные японские картины кистью на шелке, резьба по гагату и слоновой кости, коллекция маленьких нецке, а в атриуме, через который они проходили, целый миниатюрный лес деревьев бонсай в мелких керамических горшках, застывшие искаженные стволы и ветви свидетельствовали об их древности.
И очень не соответствовали этому изысканному окружению громовые раскаты фон Карояна, дирижирующего Берлинским филармоническим оркестром. Героическая симфония Бетховена.
За атриумом - простая дверь из белого дуба. Колин Нобл нажал кнопку у карниза, и дверь почти сразу открылась.
Колин ввел Питера в длинную убранную коврами комнату. Потолок ее был покрыт акустическими плитками. Помимо многочисленных полок с книгами и рабочего стола, в комнате находился большой концерный рояль, а у стены несколько высококлассных проигрывателей и усилителей, которые скорее были бы на месте в коммерческой студии звукозаписи.