Соколов мог бы объяснить подробнее, но глупо обсуждать прошлое, когда надо говорить о будущем.
Она продолжала неприязненно смотреть на него поверх стакана с виски.
Он последовательно вынул из карманов костюма, принадлежавшего еще сегодня утром Джереми Ёну, ее личную карточку, телефон, ключи от квартиры и еще несколько предметов. Всякий раз Оливия тихонько вскрикивала от изумления и радости.
– В доказательство, что я не полная сволочь.
Оливия первым делом схватила сотовый и проверила последние вызовы, на случай если Соколов имел глупость звонить с ее телефона. Могла бы и не проверять.
– Замечательно, – сказала она, убирая карточку в карман.
– Здесь написано не «Оливия»?
– Нет, здесь написано «Мэн Аньлань».
– Ясно.
– Значит, ты совсем не умеешь читать по-китайски?
– Верно.
– Как ты сюда попал?.. Ладно, не важно. План D. – Она по-прежнему перескакивала с русского на английский и обратно. Соколов видел, что язык она учила в университете или каком-нибудь другом таком заведении: фразы были очень грамматически правильные и официальные.
– Так ты следила за моджахедами? Или за хакерами внизу?
– За моджахедами.
– Как зовут их главного? Негра?
– Абдулла Джонс.
Соколов кивнул. Он слышал про Джонса, видел его фотографии в газетах.
– Ты работаешь на МИ-6?
Оливия попыталась сделать непроницаемое лицо, но поняла, что ничего не выйдет, и кивнула.
– У МИ-6 есть процедура срочной эвакуации?
– Возможности, – поправила Оливия. – Возможности сымпровизировать такую процедуру.
На взгляд Соколова, это была вполне себе процедура.
– Ты активируешь ее как?
– В самом крайнем случае могу позвонить, – сказала она, – но лучше воспользоваться Интернетом.
– У тебя здесь компьютер?
– Уже нет. В любом случае я не стала бы выходить отсюда. Только из ванбы.
– Ты уже это сделала?
Оливия мотнула головой.
– Без карточки в ванбу не пустят. А вот теперь… – Она с улыбкой покрутила в руке карточку.
– Мы идем в ванбу?
В первый миг казалось, что она скажет «да», но потом ее лицо посуровело.
– Кто «мы», бледнолицый?
– Прости, не понял.
Оливия закрыла глаза.
– Это старый американский анекдот.
– Я люблю анекдоты. Расскажи.
– Знаешь Одинокого Рейнджера?
– Ковбой в маске? У него еще друг-индеец?
– Да. Одинокий Рейнджер и Тонто, спасаясь от команчей, укрылись в каньоне за камнями. Одинокий Рейнджер смотрит на друга и говорит: «Похоже, Тонто, мы окружены». А Тонто отвечает…
– «Кто “мы”, бледнолицый?»
– Да.
– Хороший анекдот. Смешной.
– Странно слышать, потому что я не видела и тени улыбки на твоем лице.
– По-русски это называется «черный юмор».
– Ясно.
– Анекдот с намеком.
– Да, мистер Соколов, анекдот с намеком.
– И его мораль: чего ради ты станешь помогать какому-то несчастному русскому?
– Что существенней, – сказала Оливия, – чего ради тебе будет помогать МИ-6? Потому что в конечном счете не важно, чего хочу я. Важно, чего хочет МИ-6. Понятно, что меня будут вытаскивать из Китая любой ценой, но едва ли я смогу убедить их, что надо вытаскивать тебя.
– Скажи, что у меня есть ценная информация.
– Это правда?
Соколов пожал плечами:
– Может, и нет. Какая разница?
– Если я скажу, что у тебя ценная информация, а ее не окажется, то буду выглядеть идиоткой.
– Может, есть вопросы посущественней, чем будешь ли ты выглядеть идиоткой в Лондоне, потягивая в безопасности пиво?
Она задумалась.
– Я знаю британцев, – сказал Соколов. – Выглядеть идиотом – часть британской культуры. Они поймут.
– Ты сможешь выйти в Интернет? Позже?
– Хм, сложновато. А что?
– Сейчас я поеду на пароме в город, зайду в ванбу и отправлю свой зов о помощи. Потом, вероятно, получу инструкции, куда идти и что делать. Мне надо как-то передать тебе эту информацию.
Соколов молчал.
– Думаешь остаться здесь? Так вот, ты здесь не останешься, – сказала Оливия. – По очевидной причине. Мэн Аньлань не может уложить к себе на диван русского наемника. Тебе надо где-то переночевать и придумать, как выйти в Интернет. Я оставлю тебе сообщение в каком-нибудь чате.
– Мм… – протянул Соколов. – Решение есть.
– Да?
– Я знаю одно место. С Интернетом. Я отправлюсь туда и буду ждать инструкций.
Пауза.
– И?..
– Опасно, – признал Соколов. – Возможно, глупо. А может, и получится.
– Ты не собираешься убить кого-нибудь из моих соседей?
– Нет, если они тебе не надоели.
Оливия глянула с сомнением.
– Черный юмор, – объяснил он. Потом кивнул на окно. Солнце висело низко, окна небоскребов горели оранжевыми отблесками. – Это там. Тебе опасаться нечего.
– Тогда пошли. Выходить из здания надо порознь. Я выгляну на лестницу и скажу, когда тебе можно двигаться.
– Отлично.
– К пристани пойдем отдельно и сядем на разные паромы. Дальше ничего не обещаю.
– Может быть, ты вытащишь меня из Китая, – заметил Соколов. – Может, нет. Может, меня арестуют. Допросят. Придется рассказать полиции, где шпионское оборудование и документы из офиса.
Оливия только смотрела на него, не в силах ничего сказать.
– Подробности, – продолжал он, – которыми тебе следует поделиться со своим начальством.
* * *
Позже, когда кто-то из членов команды открыл дверь, чтобы передать миску с лапшой и вынести ведро, Зула увидела, что снаружи темно.
Все это время она пыталась думать, но так ничего и не надумала.
Кажется, пришла пора горевать о Питере. Зула приготовилась плакать. Она сидела на краю стальной койки, уперев локти в колени, и ждала слез. Наконец глаза увлажнились, в носу защипало, но слезы так и не хлынули и не потекли по щекам. Когда Питер погиб, Зуле было очень его жалко. Настолько, чтобы простить, но не настолько, чтобы забыть, что он бросил ее в подвале за мгновения до своей гибели. Это было самое ужасное в его смерти: то, что ей предшествовало.