Лисе хорошо знала эту его улыбочку — она всегда предвещала неприятности.
— Что ты хочешь сказать? — спросила Лисе, хотя уже догадалась, какой будет ответ.
— Дом Грегора Гальваниуса сейчас пустой. А как ты знаешь, семиногие перувианские пауки-упыри — большие специалисты по открыванию замков.
— Нет, Булле! Мы не будем вламываться туда только потому, что человека нет дома.
— Во-первых, что такое маленький взлом по сравнению с концом света. Во-вторых, мы ведь, кажется, договорились, что Гальваниус не человек, а лунный хамелеон. И самое надежное доказательство этого можно найти в одном-единственном месте: у него дома.
— Да, но…
— Нам выпал шанс, Лисе.
— Да, конечно, но ведь это… Не можем же мы…
Лисе попыталась найти аргумент против, но, как она ни старалась, выходило, что Булле прав. А она терпеть не могла, когда Булле нес околесицу и при этом оказывался прав, в особенности если его правота осложняла ее, Лисе, жизнь.
— К черту, — сказала она. — Надо так надо. Давай устроим взлом.
— Роскошно! — восхитился Булле.
Глава 11
Взлом и любовное письмо
Раздался легкий щелчок, и Перри выполз из замочной скважины.
— Прекрасно, Перри! — Булле нажал на ручку, и дверь в небольшой кирпичный дом Грегора Гальваниуса распахнулась. Посадив Перри на стену рядом со звонком, Булле серьезно посмотрел на паука: — Парла уната сийонес сеньор Гальваниус лос портес, си?
— Что? — не поняла Лисе.
— Я попросил его нажать на звонок, если он увидит, что идет Гальваниус.
— Вот как? — хмыкнула Лисе. — Это как бы по-паучьи?
— Не глупи, паучьего языка не существует. Это испанский язык, на нем говорят все в Перу.
Лисе хотела поспорить, но передумала — все равно бесполезно — и вошла в дом вслед за Булле, закрыв за собой дверь. Они остановились в темном коридоре и затаили дыхание, прислушиваясь.
— Что это за звук? — прошептала Лисе.
— Это бьется твое сердце, — прошептал Булле.
— Нет, ты послушай.
— Тебе мерещатся привидения, Лисе. Здесь нет никого, кроме нас!
— Что-то жужжит.
— Перестань, это всего-навсего… Хотя нет, подожди! Ты слышишь? Что-то жужжит.
— Но я это как раз и говорю…
— Идем! — перебил ее Булле и потянул за рукав.
Они вошли в коридор. В нем была дверь в гостиную и еще одна, в дальнем конце.
— Жужжит там, — сказал Булле.
— Да, — кивнула Лисе.
— Может быть, ты откроешь? — спросил Булле.
— А может быть, ты откроешь? — спросила Лисе.
— «Камень, ножницы, бумага», — предложил Булле.
Они досчитали до трех, каждый открыл руку.
— Ха! — радостно воскликнула Лисе, потому что она показала ладонь, а Булле — кулак.
— Что значит твое «ха»? — сказал Булле. — Ведь «камень» побеждает «бумагу».
— Как это так?
— А ты не знала? Они поменяли правила на ежегодной конференции в октябре.
— Кто «они»?
— Члены Международной федерации «Камень, ножницы, бумага».
Лисе хотела возразить, но поняла, что и так сыта по уши дурацкими уловками Булле. И открыла дверь.
Внутри было темно, но жужжание усилилось.
— Ой, — вскрикнула Лисе, когда кто-то больно укусил ее в шею.
Булле, должно быть, нашел выключатель, потому что вдруг загорелся свет.
Лисе вытаращила глаза.
— Комары, — сказала она и потерла шею.
— И мухи, — добавил Булле.
В голой, лишенной мебели комнате не было, судя по всему, ничего, кроме жужжащих и летающих насекомых, больших и маленьких. А теперь, когда включился свет, они собрались вокруг единственной лампочки под потолком.
Лисе выскочила за дверь и захлопнула ее.
— Странно, — сказал Булле.
Они обошли другие помещения. Это не потребовало много времени. Кроме загадочной комнаты, в доме обнаружились гостиная, кухня и ванная. Ванна так и стояла, наполненная водой.
— Если не считать насекомых, ничего странного мы не обнаружили, — заметил Булле, когда они вошли в гостиную.
— Да, — сказала Лисе. — Зато не обнаружили и кое-чего обыкновенного.
— Да-с… — Булле устало шлепнулся на диван. — У дяденьки нет телевизора. Подозрительно.
— А я имею в виду кровать. Где кровать Гальваниуса?
— Гм, — протянул Булле, закинув руки за голову и закрыв глаза. — Может, он спит на диване.
— Но у него же есть спальня, так почему же он… — Лисе оборвала себя. — Точно, он спит в ванне!
— Я тебе говорил.
— А я хочу сказать, что он всегда спит там. Каждую ночь.
— А что, не так уж глупо, — сказал Булле и зевнул. — Подумай, как он больно стукнулся, когда упал. Видимо, у него выпадение межпозвоночного диска. Ишиас. Ушиб локтя.
— Ты же сам сказал, что он не человек, — напомнила Лисе. — Или все же человек?
Но Булле не ответил. Он раскрыл рот и стал издавать звуки, похожие на скрежет коробки передач, когда ее переключают на задний ход: захрапел.
Вокруг дома царила тишина. Затем ворота очень тихо скрипнули. И опять наступила тишина.
Вот темноту пронзил свистящий звук, как будто от броска лассо. И затем легкий шлепок о стену.
Снова раздался свист, и наконец — «хлоп!», как будто кто-то закрыл пасть.
И опять наступила тишина.
Лисе ходила по комнате, прислушиваясь к негромкому равномерному похрапыванию Булле. На стенах не было картинок, она подошла к письменному столу. Там лежал листок бумаги с незаконченным письмом.
Она подняла листок и прочитала:
Лисе ощутила, как у нее на лбу появляются капли пота. Она смотрела на слово «ляггушек». Ошибка в написании означала одно из трех:
1. Что Грегор Гальваниус не особенно следит за орфографией, а ошибаться свойственно человеку.
2. Что письмо было написано не человеком, а лунным хамелеоном!
3. Что слово «лягушек» было написано правильно в первоначальном письме, но сейчас на нем сидит лунный хамелеон и смотрит прямо на Лисе!