— Это ведь ваша специальность, не так ли, герр рейхсфюрер?
Гиммлер улыбнулся своей улыбкой мертвеца.
— Да, мой фюрер.
* * *
Когда Фогель подъехал, в доме было темно. Из-за сильнейшего снегопада поездка вместо двух часов заняла четыре. Он вышел из задней двери автомобиля и вынул из багажника свой скромный багаж. Водителя он отправил в деревенскую гостиницу, где был заранее заказан номер. Труда стояла в открытой двери, обхватив себя руками, чтобы не замерзнуть. Она выглядела до нелепого здоровой — бледная кожа порозовела от холода, каштановые волосы выгорели на горном солнце. Она надела толстый лыжный свитер, шерстяные брюки и горные ботинки. Фогель успел заметить, что, несмотря на довольно легкую одежду, она отлично себя чувствует на морозе. Когда же он обнял жену, она воскликнула:
— Мой бог! Курт Фогель, от тебя остались только кожа да кости. Неужели в Берлине так плохо?
Все уже улеглись и успели уснуть. Девочки спали в одной комнате наверху. Пока Труда собирала ему обед, Фогель пошел взглянуть на них. В комнате было холодно. Николь забралась в постель к Лизбет. В темноте он не смог различить, где кто из них. Он стоял и слушал их дыхание, обонял запахи — их дыхания, их волос, их мыла, их теплых тел, наспанного белья. Гертруде это всегда казалось странным, но их запах умилял его больше всего.
Внизу его ждала тарелка с едой и стакан вина. Труда поела, не дождавшись его, часа два назад, и поэтому просто сидела рядом с ним и без умолку говорила, пока он жадно ел вкуснейшую свинину с картофелем. Он сам не знал, что настолько проголодался. Когда он очистил тарелку, Труда положила ему еще одну порцию; на сей раз Фогель заставил себя есть медленнее.
Труда говорила о своих родителях, девочках, о том, как подразделение вермахта приехало в деревню и забрало всех остававшихся мужчин и школьников, и о том, насколько она благодарна Богу за то, что он дал им двух дочерей, а не сыновей. Она не задавала никаких вопросов о его поездке, а он ничего не рассказывал.
Когда он закончил есть, Труда убрала тарелки. Она сварила суррогатный кофе и только подошла к плите, чтобы налить мужу чашку, как в дверь очень тихо постучали. Гертруда подошла к двери, открыла ее и, не веря своим глазам, уставилась на одетую во все черное мужскую фигуру, стоявшую перед нею.
— О, мой бог, — чуть слышно пробормотала она. Чашка и блюдце выпали из ее внезапно ослабевших рук; по полу разлетелись осколки.
— Я до сих пор не могу поверить, что в этом доме на самом деле побывал Генрих Гиммлер. — Гертруда произнесла эти слова негромко, как будто разговаривала сама с собой. Она стояла перед чуть теплившемся огнем камина в их спальне, прямая, как шомпол, скрестив руки на груди. В тусклом свете Фогель видел, что она дрожала всем телом, а ее лицо было покрыто испариной. — В первый момент после того, как я увидела его лицо, я решила, что мне это снится. Потом я подумала, что нас всех сейчас арестуют. И только потом до меня дошло: Генрих Гиммлер явился в дом моих родителей, потому что ему нужно было поговорить с моим мужем.
Она отвернулась от огня и посмотрела на Фогеля.
— Что происходит, Курт? Скажи мне, что ты не работаешь на него. Скажи мне, что ты не один из прихвостней Гиммлера. Скажите мне это, пусть даже тебе придется солгать.
— Я не работаю на Генриха Гиммлера.
— А кто был тот, второй человек?
— Его зовут Вальтер Шелленберг.
— Чем он занимается?
Фогель рассказал.
— А чем занимаешься ты? Только не говори мне, что ты просто личный юрисконсульт Канариса.
— До войны я занимался поиском людей особого сорта. Я обучал их и отправлял в Англию, чтобы они вели там разведку.
Гертруда восприняла эту фразу с таким видом, как будто в глубине души давно подозревала правду.
— Почему же ты не сказал мне об этом раньше?
— Мне запрещено говорить об этом кому бы то ни было, даже тебе. Я обманывал тебя, чтобы защитить. Никакой другой причины у меня не было.
— А где же ты был сегодня?
Продолжать лгать было бесполезно.
— Я был в Берхтесгадене и лично докладывал фюреру.
— Боже всемогущий, — пробормотала Гертруда, качая головой. — О чем еще ты мне лгал, Курт Фогель?
— Я не лгал тебе ни о чем, кроме моей работы.
По выражению ее лица он понял, что она не поверила ему.
— Генрих Гиммлер, в этом доме! Что с тобой случилось, Курт? Ты же мог стать великим юристом. Ты должен был сделаться преемником Германа Хеллера, возможно, даже заседал бы в Верховном суде. Ты же всегда почитал закон.
— В Германии нет никакого закона, Труда. Есть только Гитлер.
— Что хотел Гиммлер? Почему он приехал сюда так поздно ночью?
— Он хочет, чтобы я помог ему убить моего друга.
— Я надеюсь, ты сказал, что не станешь помогать ему. Фогель взглянул ей в лицо.
— Если я откажусь помогать ему, он убьет меня. А потом он убьет тебя и убьет девочек. Он убьет нас всех, Труда.
Часть четвертая
Глава 43
Лондон, февраль 1944
— Все так же, как и прежде, Альфред. Она три часа без толку водила наблюдателей по городу, а потом возвратилась домой.
— Ерунда, Гарри. Она выходит в город, чтобы встретиться с другим агентом или заложить где-то тайник.
— Если она это и сделала, то мы снова прошляпили.
— Проклятье! — Вайкери прикурил новую сигарету от окурка. Он испытывал к себе страшное отвращение. Курить сигареты было само по себе презренным занятием. А уж прикуривать одну от другой — это просто никуда не годилось. Но непрерывное курение позволяло хоть чуть-чуть ослабить напряжение, которое он испытывал. Операция «Литавры» продолжалась уже третью неделю. Он позволил Кэтрин Блэйк сфотографировать четыре набора документов. Четыре раза она заставляла наблюдателей совершать долгие прогулки по Лондону. И четыре раза им не удавалось увидеть, как и когда она передает свои материалы. Вайкери чувствовал невыносимое раздражение. Чем дольше они будут продолжать в том же духе, тем больше будет возможность ошибки. Наблюдатели совершенно вымотались, а Питер Джордан был готов взбунтоваться.
— Возможно, мы все это время идем по неверному пути, — задумчиво произнес Вайкери.
— Что вы имеете в виду?
— Мы ходим за нею в надежде, что нам удастся заметить момент передачи. А что, если мы изменим тактику и будем искать агента, который принимает груз?
— Но каким образом? Мы же не знаем, кто он такой и как выглядит.
— Пожалуй, мы можем это узнать. Каждый раз, когда Кэтрин выходит на улицу, мы отправляемся вместе с нею.