Вольер - читать онлайн книгу. Автор: Алла Дымовская cтр.№ 64

Считалось в первой теории, что выбрать ту или иную сторону – примкнуть к Носителям или к толпе – зависело от свободной воли человека. Простым «хочу» или «не хочу» решался вопрос. С непрерывным течением человеческих жизней вокруг Носителей созидалось некое «психофизическое» поле, которое окрепло со временем и вовлекло в свой круг достаточно людей, чтобы и Носители сделались также отдельным народом. Хотя бывали среди них исключения. Кто‑то уходил обратно, в душный мрак толпы, кто‑то, наоборот, из тьмы поднимался на уровень чистой и бескорыстной учености. Последователи этой первой теории назвали себя «хомофелитами». Но была и вторая.

Благодаря ей Тим и узнал необыкновенное это слово – эволюция. Запомнил и проговорил быстро, все чувства в нем теперь работали на пределе возможностей, и он торопился. Уловил он главное: природа не терпит застоя и пустоты. Вслед червю земляному приходит бабочка, за ней ящерица и птица, причем новое далеко не всегда изгоняет и убивает старое, и так далее, вплоть до человека. Многие прежде полагали, что здесь‑то всему конец и бытию людскому расти больше некуда. Оказалось, все совсем не так. Из недр еще дикой, ревущей и голодной разумной массы сразу же стали выделяться не похожие на нее. Называлось – естественный отбор и борьба за существование. Поначалу отбор этот проходил для Носителей весьма печально и плачевно. Уж их и жгли заживо на кострах, при народе и с глумлением (Тим только от одного мысленного представления этого зрелища едва не грохнулся в обморок). И вешали, и топили, и бросали в непроглядную тьму подземелий – хуже вообразить ничего нельзя. Ну, как лишил бы кто его самого дневного света и, главное, заветных книжек, Тим бы умом теперь тронулся, лучше уж гром с небес. Других, себе подобных, толпа, конечно, вешала и жгла тоже. Из зависти, коварства или просто для потехи. Но лишь Носителей с непримиримой злобой и за доброе дело. Потому что народу Вольера никакое их добро не было нужно. Даже в относительно светлые промежутки лет, когда вешать и жечь вроде бы стало не к лицу, по существу изменилось мало что. Убивали насмешкой и презрением, нищетой и облыжным наговором – здоровый запасец у них был, у вольерного‑то народца – его, Тима, народа, между прочим.

Так оно и шло. Пока в один прекрасный миг эта самая эволюция не зашла столь далеко, что Носители увидали, наконец, сколь великое число их народилось, и не выиграли в борьбе за свое существование. Естественный их отбор представлялся простым крайне. Коли тянет тебя к познанию ради самого чистого знания, терзает жажда творить ради головокружительной сладости самого творения – добро пожаловать в Новый мир! Не для выгоды, не для похвалы и похвальбы, не из‑под палки и не из гордыни. Но оттого, что лишь только таким способом и возможно жить, не как иначе. Право на образование, прежде чуть ли не насильно всучиваемое всем и каждому, теперь нужно было заслужить, заработать, а не просто получить готовеньким из доброхотных рук – получить и отбросить в озлоблении как сломанную игрушку. Но шалишь, Носители порок небрежения самой драгоценнейшей ценностью на земле пресекли решительно. Здесь и прошла бесповоротно черта, которой отделяли своих от чужих, иначе «зерна от плевел».

Эволюция сия, то бишь постепенное улучшение рода человеческого, как полагали, началась вовсе не от тела. Сердце, руки, ноги, череп и даже то, что в нем, – у всех все было одинаковым, что в пределах Вольера, что вне его границ. Зато вот душевная сущность выходила разная. Изменяться стал человек от мысли своей, в материальных предметах не измеримой. В сфере, названной «ментальной», возникло подлинное преображение, и передавалось оно от поколения к поколению, от отца к сыну, хотя и не всегда. Так разделился народ Вольера и Новый мир Носителей. Приверженцев этой второй теории именовали «евгенистами».

Хотя это только сказано так – дескать, разделились они на две половины. В реальном действии все вышло куда страшней и без душегубства не обошлось. Тим об этом читал и смотрел уже в день следующий, прямо на рассвете.

Носители были умными людьми, а это значит – добрыми. Потому какая же доброта без ума и наоборот. Когда все управление миром материальным перешло к их племени – а как иначе, поди, народу Вольера давно уж было не разобраться, что там к чему, – легко могли они уничтожить своих врагов. Им достаточно получалось лишь приказать. Нажать кнопку, переменить программу или что там еще? Способов было куда больше, чем целей. Однако ничего похожего Носители не сделали. Почему? Спросил себя в первый миг Тим. И во второй миг ответил. Потому что сразу же перестали бы они быть Носителями. Своей рукой стерли бы то драгоценное различие, которое и выделяло их из толпы. То самое душевное сочувствие ко всякой родственной им живой твари – по‑иному и вражьему малахольность. То самое невозможно долгое выяснение лучшего пути и вероятного отвращения дурных последствий – иначе и прежде словоблудие. То самое ощущение вечной ответственности за каждый малый поступок – по‑другому преступная мягкотелость. Все это и было главным их свойством. Тим не просто постигал умом. О нет! Нарочно попросил он тихого и словно бы робкого «серва» подключить сопереживатель. Страшная это штука – зато как следует прочувствовал он на своей шкуре и тоску непонятого одиночества, и безнадежное отчаяние прозрений, и муку бесповоротных решений, все то, что было сутью страданий Носителей, и что совершенно чуждо выходило народу Вольера. Прочувствовал и будто бы упал плашмя в грязь – сам‑то он какого рода? Но не было иного исхода, и в день второй стал Тим узнавать про себя дальше.

А дальше было так. Решили Носители, бедные наивные люди, что ежели закормить и забросать врагов своих всяческим предметным добром по уши и макушку, чуть что не до смерти – дабы обожрались и утихли, то и станет впредь всем хорошо. Оттого взялись за «прогресс и эко‑номию» или «эко‑номику», кажется, это два разных слова, Тим пока не слишком ясно себе представлял, в чем здесь разница. Впервые в ново‑европейской полосе, в городе Петробурге или вроде того, группа Носителей, называвших себя «младотолстовцы», хотя на вид и смотрелись они худющими донельзя, выдвинула подобный план. Было это в эпоху «нанотехники». Дальше Тим понял не очень, но вроде дело обстояло следующим образом. Сперва изготовление всех предметов и для толпы и для Носителей почиталось занятием «цен‑трали‑зованным» – то есть в одном месте стряпают еду на всех, а в другом, скажем, мастерят грузовые подушки, хотя их, кажется, в те времена еще не выдумали. Потом, по плану этих самых тощих «младых толстовцев», произошел переворот по всей земле в пользу «автономии». То бишь хоть в каждом постоялом дворе, хоть в каждом малом доме любой подходящий для этого «серв» проворно соберет тебе из обычных для жизни вещей что угодно – даже и другого «серва». Иначе, осуществит «наносинтез». Потому что Носители придумали хитрую штуковину, ага, как об этом сказано‑то? «Для сбора и преобразования энергии излучения и гравитационных полей», как раз те самые накопители, которые он видел во множестве на луне. Ну, может, не те самые, а похожие, попроще, все одно – столь много ее вдруг стало, порой приходилось выбрасывать излишки, он наблюдал еще в поселке яркую череду огней, вспыхивавших то и дело на лунном теле. «Энергетический вопрос» был для плана Носителей наиглавнейший, ну с ним и разобрались перво‑наперво. Тим и сам понимал, что упрощает весьма сложную историю, зато был уверен – существо вопроса он ухватил верно.