Тогда Таманцев создал на базе штабной охраны замкнутую на себя службу оперативного реагирования, поставив во главе старого своего друга Звягинцева… И, Гамаюн был уверен, имелась у генерала личная сеть стукачей в Девятке — ничем другим осведомленность генерала в иных вопросах не объяснить…
«Переворот не там, где сейчас стреляют в наивных «орлят», — подумал Гамаюн. — Переворот здесь. И проводит его Таманцев».
Не надо гадать, как так получилось, что совпали с точностью до одного дня путч, отключение и появление рядом с Девяткой орды. Генерал, если именно он инкогнито командовал «орлятами», назначил день «Д» на прекрасно известную ему дату отключения. А Нурали? Ну, рассчитав удаленность кочевьев, прикинув скорость и путь хайдаров, нетрудно вычислить дату сбора, если… Если тот геноцид в степи устроили люди Таманцева. Только так…
Но на что он, собственно, рассчитывает? Служба оперативного реагирования — меньше восьмидесяти стволов. И не чета бойцам Гамаюна. А одного генерала уже повязали, нет прежнего почтения к большим звездам на погонах. Стереотип сломан. Сам Таманцев и сломал — когда через три недели после Прогона генерал-майор Орлов приказал готовить к взрыву все числящиеся за девяносто пятой частью здания и сооружения, и пробиваться одной большой колонной по направлению Караганда-Акмола.
Говорили, что крыша у Орлова съехала. Был, дескать, уверен, что вся Девятка стала объектом испытания психотронного оружия, и что за ближайшей горкой ждут его руководители эксперимента, дабы поздравить с адекватной реакцией на сюрреалистичную вводную. Так говорили сейчас — а тогда кое-кто вполне серьезно и рьяно взялся за исполнение приказа…
Сохранилась Девятка — с Таманцевым во главе — потому, что большая часть боевых офицеров пошла на прямое нарушение основополагающего пункта устава: если считаешь приказание ошибочным и вредным — исполни и потом обжалуй вышестоящему начальству…
Неважно, что вышестоящего начальства в обозримой части Вселенной не наблюдается. Важно другое. Прецедент был — и власть генерала сейчас отнюдь не беспредельна. Принять и осуществить губительное для всех решение ему не дадут. Или козырь Таманцева в том, что здесь собрана вся верхушка? И начальник Отдела в том числе?
Ну, уйти не проблема. Сколько их там, в приемной? Четверо?
Пробьемся.
2
Это ударило резко, ударило и накрыло с головой — так накрывает цунами привыкший к ласковому прибою берег.
Он почувствовал, что знает: что должен сделать и как сделать все быстро и безошибочно. Секунду назад знания не было — и вот оно явилось. Ясное. Беспощадное. Снимающее все вопросы…
Должны умереть все. Все, кроме одного. Он знал, кого. Теперь — знал.
Зачем? — такой вопрос не стоял. Он знал: что, как и кто — и этого достаточно.
Он медленно встал. Передернул затвор автомата. Неторопливо шагнул к двери в кабинет Таманцева. Он знал, что сейчас сделает. Но где-то на периферии сознания билась, трепетала мысль — колющая, мешающая, досаждающая, как соринка в углу глаза. Он решил задержаться на мгновение, чтобы вынуть ее…
Грише Зорину казалось, что он никуда не торопится. Что делает все медленно и тщательно. Со стороны выглядело иначе. Троица в углу приемной, так и не снявшая капюшоны, не поняла ничего. Их подопечный сидит рядом, с автоматом на коленях, — и вот уже, без всякого перехода, на другом конце помещения распахивает дверь в кабинет генерала. И исчезает, толкнув вторую дверь, внутреннюю.
Они рванулись следом, понимая — не успевают.
3
«Я спятил», — безрадостно констатировал Гамаюн, когда осознал, чем занимается.
Он просто-напросто просчитывал оптимальный вариант ухода — так, чтобы позади, в приемной, остались четыре трупа. И чтобы прихватить с собой генерала. Тепленького. Готового к употреблению…
Я спятил. Мы все немного спятили после Прогона, но здесь что-то другое. Мания преследования? Стоп. Страдающий пресловутой манией никогда не отдает себе в этом отчет, он свято уверен, что все так и есть. Что злокозненные инопланетяне или еще более злокозненные спецслужбы имеют главную в жизни цель: испортить жизнь ему, совершенно здоровому человеку. Тайно вводят расшатывающие здоровье препараты, организуют неприятности на работе, устанавливают подглядывающую аппаратуру в сортире…
Нет. Это не мания преследования.
Тогда с чего я только что на полном серьезе уверился, что Таманцев собрался нас тут всех перестрелять? Ахинея какая… Ему и без того никто не сможет всерьез воспрепятствовать (и не захочет), если он прямо сейчас отменит все пережитки ЗАТО и объявит себя генерал-губернатором, или пожизненным президентом, или императором всея Девятки. Да хоть пресветлым ханом, в конце концов. Опору в степи может искать тот, у кого она слаба здесь, — но не Таманцев. И ту таинственную четверку из степи тащить ему ни к чему. Четыре лишних штыка расклад для него не изменят.
Значит?
Тогда все сегодняшние выкрутасы в штабе имеют одну-единственную цель. Таманцев вычисляет крысу. Вычисляет каким-то до конца не ясным способом. Используя путч как момент истины… И под подозрением генерала все. Абсолютно все. А в первую очередь Звягинцев, Сирин, Румянцев и я.
Понятно…
Но с чего тогда этот приступ паники? Всплеск мании преследования у человека, до сих пор ничего похожего за собой не замечавшего? И у остальных, кстати, лица…
Эту мысль Гамаюн до конца не додумал. Дверь распахнулась — резко. В кабинете оказался Гриша Зорин. Бледный. С искривленным ртом. С пустыми глазами.
И — с автоматом наизготовку.
4
Майор Кремер, тираня Гришу таблетками и уколами, исходил из поставленной конкретной задачи: купировать воздействие на психику постгипнотического внушения — в момент, когда оно сработает. Ни механизма, ни точных обстоятельств получения внушения никто не знал. Поставленная суггестором задача и время срабатывания были известны предположительно, с большой долей вероятности. Но как ни странно, именно скудость начальной информации помогла Кремеру справиться с задачей.
Потому что это не было постгипнотическим внушением.
Имей Кремер конкретную информацию, или хотя бы обоснованные догадки, например: применено троекратное наркогипнотическое кодирование по такой-то методике — все кончилось бы гораздо хуже.
Но, понятия не имея о примененной технике, майор использовал хитрый коктейль препаратов, повышающих общий тонус, снижающих внушаемость — и в то же время дающих чувство ложной уверенности в своих силах. И безопасности, и неуязвимости — тоже ложных.
Дозы, по настоянию Таманцева и согласию Гриши, Кремер ввел лошадиные. Но и они не помогли. Это — накатившая на Гришу волна — смело все химические барьеры Кремера, как ураган — соломенный домик глупого поросенка. Лишь одна крохотная, за что-то зацепившаяся соломинка осталась. И — чуть-чуть затормозила работу нерассуждающего механизма, в который превратился Гриша. Чуть-чуть разладила. Крохотная часть сознания, остающаяся прежним Зориным, успела на долю мгновения получить контроль над отнюдь не самой главной в данной ситуации мышцей… Но этого хватило.