7
Всё шло вкривь и вкось.
Алекс и раньше никак не мог взять в толк, отчего он, Первый Парень, привыкший добиваться своего всегда и любой ценой, – с Адой ни разу не достиг желаемого. А если достигал, то вдруг выяснялось, что желал он вовсе не того…
Вот и сейчас Аделина никак не отреагировала на громогласное заявление Алекса. Угроза – что он взорвет всё и всех – ушла в пустоту. Девушка не повернула голову в его сторону. Стояла, по-прежнему направив ствол на Тарзана и мальчишек.
Не верит?
Думает – блеф?
Единственно возможное доказательство – повернуть рукоятку… Останавливало Алекса одно соображение: Ада умрет, не успев ни удивиться, не испугаться… И все станет напрасным. Ну умрет… Ну и что? Все когда-то умирают.
Надо было что-то придумать, как-то выиграть партию одним удачным ходом…
– ЭВХАНАХ МООДЖАХИЛЬ РИЙАДА-СУ АЛХАНСУ!!! – прогремела Ада незнакомым Алексу голосом. Незнакомым? Черта с два! Пусть он и не звучал вкрадчивым шепотом – но Алекс узнал его. А он-то терзался, что долг обладателю голоса так и останется невыплаченным…
– Так это была ТЫ?! – прохрипел он. И поудобнее взялся за рукоятку – черную, эбонитовую, торчавшую из металлической коробки взрывной машинки.
Ада вновь не обратила на его слова никакого внимания. Опустила пистолет-пулемет, тихо сказала Кравцову и мальчишкам:
– Ну вот и всё… Делайте что хотите.
Пальцы ее разжались. ППШ звякнул о камень. Ада сняла что-то с шеи… Кулон? – пытался разглядеть в полутьме Алекс. Ну точно, он…
– Видишь, Кравцов? – протянула девушка руку с амулетом. Через ее плечо Алекс разглядел, как подергивается проклятый пятиугольничек. – Кровь пролилась. Сейчас начнется…
– Хрен вам что начнется! – заорал он в последней попытке привлечь к себе внимание. – ВЗРЫВАЮ!!!
И привлек-таки.
Ада обернулась, скользнула равнодушным взглядом по Алексу.
– Тебе ведь была нужна эта безделушка? – Она крутнула цепочку на пальце.
Первый Парень завороженно следил, как амулет вращается всё быстрее и быстрее – превратившись в сверкающий золотой диск. Краем глаза он видел: Кравцов крадучись приближается к брошенному Адой оружию – но это Алекса не заботило. Сучка задумала нечто хитрое и гнусное… Не позволить! Опередить!
– СДОХНИ-И-И-И!!! – Алекс провернул рукоятку.
8
Гном обернулся неожиданно – как раз в тот момент, когда Борис отпустил шарик, зажатый в кожанке рогатки.
Борюсик увидел, как дернулась назад голова его врага, как мгновенно проступила кровь на коротко стриженых волосах. Затем ноги Гнома подогнулись и он тяжело оплыл на землю.
– Й-о-о-о-х-о-о-о-о! – в диком экстазе завопил Борис, выламываясь из кустов, тараня их напрямик, как не выбирающий дороги танк.
Он смог! Сумел! Доказал себе и другим, что он мужчина! Так и только так мужчины платят за оскорбления! Никто, никто и никогда не назовёт его больше Боровом!
Женька пришла в себя – не то от пощечин Гнома, не то от оглушительного вопля Борюсика. Попыталась двинуть головой, или рукой, или ногой – безуспешно, всё оказалось крепко привязано к сторонам пентагонона. Тогда она закричала, но из глотки вырвался лишь невнятный хрип.
Борюсик, однако, услышал. Прервал странный, из неуклюжих подпрыгиваний состоявший танец. Отшвырнул рогатку и устремился к Женьке, перешагнув неподвижное тело Гнома. Выбрал из пяти клинков, разложенных рядом с пентагононом, подходящий, разрезал кожаный плетеный шнурок на лодыжке, затем на запястье, потянулся к шее…
С другой стороны к пентагонону подбегала Альзира, – замешкалась, огибая густой кустарник.
В этот миг Гном нанес удар.
Его ноги распрямились, как туго сжатые пружины. Он почувствовал, как тяжелые ботинки глубоко ушли в живот и пах мамочки. В жирный пах и жирный живот. Марьяна рухнула, издав ни на что не похожий свистяще-щипящий звук. Гном навалился сверху, оседлав мамочку. Сколько лет он провел под ней в такой позе! Теперь ее очередь! Теперь он ее трахнет – но на свой манер! Получай! Получай! Получай!!! Нравится, мамочка?!!
Кровь из разбитого лба заливала глаза, он почти не видел ненавистную харю, но кулак-кувалда Гнома раз за разом без промаха обрушивался на нее, превращал в месиво, в кровавую кашу. Боли в разбитых суставах Гном не чувствовал – он чувствовал, что сейчас кончит…
Не кончил. Не успел.
Мамочка умудрилась раздвоиться. Напрыгнула сзади бешеной кошкой, острые когти вцепились с двух сторон в лицо Гнома, рвали уши, полосовали щеки, тянулись к глазам…
Она всегда была кошкой! – дикая боль принесла Гному мгновенное озарение…..ливой жирной кошкой… Он дернул головой назад, пытаясь расплющить затылком поганую мохнатую морду. Неудачно. Попробовал ударить локтем, сбросить яростно царапающуюся тварь. Вновь неудачно. Гном почувствовал, как острейшие кошачьи зубы впились в его загривок.
Женька тем временем тянулась изо всех сил – и зацепила-таки самыми кончиками пальцев нож, выпавший из руки Борюсика. Лихорадочно стала резать кожаный ошейник – вслепую, дрожащими руками – зацепила бритвенно отточенным лезвием шею, царапина тут же засаднила, закровоточила… Но голова получила свободу. Женька перевернулась, рассекла путы на левом запястье. Плененной оставалась левая лодыжка, но освободить ее Женька не успела. В схватке назрел перелом.
Гном свалился с Борьки, покатился по траве, пытаясь стряхнуть со спины Альзиру – безуспешно, она вцепилась намертво, как лайка в медведя. Тогда он привстал и со всех сил ударился спиной – и Алькой! – о поленницу. Дрова рассыпались, раскатились грудой поленьев. Гном снова приподнялся и снова рухнул навзничь. Потом еще раз. Альзира тонко вскрикнула, руки ее разжались.
Гном обернулся с утробным рычанием. Женька увидела его лицо – залитое кровью, изодранное в лохмотья. Глаз уцелел один – из второй глазницы свисало что-то мерзкое, тягучее. Слепо пошарив вокруг, Гном ухватил полено, размахнулся…
В этот момент Женька метнула нож. Гном не увидел стремительного полета клинка – и всё могло закончиться быстро и разом. Но ей не доводилось практиковаться в искусстве метания острых предметов… Нож просвистел в полуметре от головы.
Тогда Женька заорала – так она не орала никогда в жизни. Полено застыло в руке оглушенного акустическим ударом Гнома. Всё вокруг замерло, как в стоп-кадре, на один неправдоподобно длинный миг.
Женька ринулась к Гному, не прекращая вопля. Ринулась, позабыв, что щиколотку до сих пор стягивает ременная петля. И свалилась, больно стукнувшись плечом о сторону пентагонона.
Густая, ярко-алая капля крови из пореза на ее шее полетела вниз, и ударилась о сверкающую бронзу, и в момент удара вспыхнула крохотной искрой – ослепительной, режущей глаз.