Он слегка лукавил – и персонажей, и их шаги он видел, а логику пускал в ход лишь потом, обрабатывая и шлифуя записи увиденного.
– В милицию думаешь обращаться? – спросил Кравцов.
– С убитой собакой? Не смешно… У меня, думаю, заявление об этом примут – есть знакомства среди начальства РУВД. Но зачем ребятам отчетность портить? Ведь землю носом рыть никто не будет… С машиной дело серьезнее было, и все равно никого не нашли.
– А эти твои знакомцы, что круче стройбата?
– Там другие отношения… Если какой наезд по бизнесу – тогда пожалуйста. Да и на кого, как они выражаются, предьяву гнать? На гипотетического дружка давно умершего человека?
– Тогда придется самим. Предлагаю разделить усилия по двум направлениям. Ты займись своими вероятными конкурентами. Попробуй вычислить среди них человечка с достаточно специфичным хобби. А я позвоню в Саблино, возможно даже оседлаю твою «Антилопу» – и съезжу туда. Так уж совпало (это слово начинало вызывать у Кравцова легкий рвотный рефлекс), что я несколько лет назад водил знакомство – достаточно шапочное – с тамошним главврачом. Не в качестве пациента, само собой. Может, он уже не работает, мужик и тогда в годах был. Но все равно, какая-то зацепка, не просто любопытствующий с улицы… Потолкую с его преемником, узнаю что смогу: дружил ли кто с больным Зарицыным, выписывался ли кто после его смерти…
Он говорил это, чтобы успокоить Пашку, почти уверенный, никуда ехать не придется. Деревня не город, все всех знают, кто-нибудь да видел расправу с Чаком… Проще всего будет завтра навести справки через Алекса, а потом разобраться с живодером, чтоб неповадно было…
Но Пашка успокаиваться не желал. То есть внешне эмоции не проявлялись, но, судя по лицу и тону, отнесся Козырь к произошедшему как к опасности – реальной, зримой, требующей немедленных ответных мер.
– Правильно, нечего ждать, надо перехватывать инициативу, – сказал он и неожиданно сменил тему: – У тебя лицензия на газовик есть?
– Есть. И стволов дома максимально возможное количество лежит – пять. Тоже своего рода коллекция… Тебе нужен?
– Да и у меня этого добра хватает. Советую выбрать пушку помощнее – и носить с собой. С ружьем-то по городу – да и по деревне – открыто не походишь… У меня эта надпись «УБИРАЙСЯ» из головы не выходит… С той историей ты не пересекался, с моими конкурентами тем более. Есть подозрение, что финальный акт этой пьески наш «икс» планирует здесь, в Спасовке. И решил убрать со сцены лишнего статиста – то есть тебя. Оставить меня одного. Попробовал напугать – не вышло, может продолжить то же самое – другим способом. Стоит подстраховаться.
– Газовик, конечно, сможет помочь… – сказал Кравцов с большим сомнением (не слишком всерьез, подыгрывая). – Но пока газ хорошенько подействует – раза два-три вполне рубануть можно. Разве что холостыми стрелять, с близкого расстояния… Есть у меня газовый револьвер сорок пятого калибра – так в инструкции прямо написано: выстрелы в голову с расстояния меньше метра смертельно опасны. Улетит голова – не целиком, кусками. Только вот меч – в руке – все равно длиннее…
– Все-таки не голыми руками за клинок хвататься. Сточи надфилем перегородку в стволе и купи на толкучке патроны с мелкой дробью, – посоветовал Паша. – Думаю, если что, – за такую незаконную доработку претензий не будет, учитывая обстоятельства… А я попробую узнать, как можно срочно оформить документы на боевое. Устроимся вдвоем, если надо, фиктивно на службу в охранное агентство…
Кравцов понял, что за минувшие годы законопослушность Козыря выросла. Раньше, угодив в подобную ситуацию, тот бы уже размышлял – где бы и как бы раздобыть левый, незаконный боевой ствол. Тем более что в Спасовке откопанные и восстановленные пушки кое у кого имелись – и чересчур далеко не запрятывались. Трудно жить в деревне без нагана.
Вполне можно приобрести или взять напрокат пистолет у хорошего знакомого. Впрочем, если вдруг все окажется всерьез, если Кравцов или Пашка разузнают что-то особо поганое – может дойти и до этого варианта… Подумав про это – почти уже серьезно, – Кравцов решил: идеи-фикс всегда заразны. Эта тоже.
А Козырь тем временем снова сменил тему:
– Кстати, раз так дело повернулось – можешь наш трудовой договор аннулировать в любой момент. И уехать. Я в претензии не буду. В конце концов, тут все в мои проблемы упирается, а ты, в общем-то, ни при чем.
– Нет уж. Когда мне говорят или пишут: убирайся! – с места не стронусь. Вот если бы тот дебил написал вежливо: уезжайте, пожалуйста…
Шутка не получилась. Даже тень улыбки у Паши не промелькнула.
…Когда Козырь наконец уехал (держа на переднем сиденье бюкефлинт с вложенными в стволы картечными патронами), Кравцов понял странную вещь. За долгую беседу они перебрали всевозможные меры предосторожности и противодействия неведомому противнику. Лишь об одном Пашка не заикнулся: о том, чтобы отменить завтрашний приезд сюда жены и детей. Почему?
2
В полночь – когда в вагончике Кравцова еще горел свет и долгий разговор с Пашей был далек от завершения – поздние прохожие, невзначай прогуливавшиеся у обнесенного оградой озера-провала, вполне могли бы заметить несколько теней, мелькнувших в лунном свете. Но прохожих не оказалось – место популярностью для прогулок при лунном свете не пользовалось. При дневном, впрочем, тоже.
Все подготовили заранее – сетку, приваренную к толстому уголку опоры, разрезали по самому краешку. Разрез прихватили в трех местах стяжками из мягкой алюминиевой проволоки, окрашенной в видах маскировки железным суриком, напоминавшим по цвету окружающую ржавчину. Заметить лазейку даже вблизи было нереально.
Даня открутил стяжки и аккуратно сложил в карман – еще пригодятся. Пролез первым и стоял у лаза, придерживая отогнутый край сетки. За ним проник на запретную территорию Васька-Пещерник, двоюродный Женькин брат, живущий в соседней Поповке. Потом девчонки – Альзира проскользнула шустрой змейкой, Женька чуть менее ловко, но тоже уверенно. А Борюсик – самый сильный и в то же время самый толстый и неуклюжий в их компании – застрял. Зацепился рубашкой за что-то остро-ржавое, шепотом ругался, отцепляя.
Наконец все пятеро оказались внутри, Даня отпустил край сетки – проход вновь стал невидим стороннему взгляду. Только после этого Даня повернулся к водоему.
Луна отражалась на зеркально-гладкой поверхности – ни рябь от ветра, ни всплески рыбы ее не нарушали. По разведданным вездесущих мальчишек, рыбы тут не водилось.
Озерцо не поражало воображение каким-то чересчур мрачным видом, но неприятное впечатление от него возникало и постепенно усиливалось все время нахождения на берегу. В чем тут дело, никто не понимал. Может, в знании того факта, что у водоема практически нет дна – вернее, находится оно на непредставимой глубине. Или давили воспоминания об утонувших? Как бы то ни было, с недавних пор переплыть озеро – особенно ночью, в темноте – стало среди спасовских подростков не менее славным подвигом, чем автограф на самой верхотуре графских руин.