Поход в деревню, задуманный с целью получить алиби, теперь работал против матери и сына, – та же миссис Кроссли первой подтвердит: да, собирались пойти и вскрыть сундук, даже сумку у меня взяли!
Пакет с бумагами Флинта, надо полагать, к тому времени и так лежал в кармане у Джима. Достаточно сквайру сложить два и два, приказать слугам обыскать Хокинса… Припрятать пакет в каком-то укромном месте, – или в деревне, или даже на улице между деревней и трактиром? Искать надежный тайник нет времени, а положить под первый попавшийся камень – неоправданный риск.
Бандиты обязательно должны были заявиться в трактир до прихода подмоги. А если бы не заявились, надо было имитировать их визит.
Этим Хокинс и занялся. Вновь отпер сундук, вынул вещи из него, разбросал вокруг…
Затем услышал, как к трактиру подошел слепой Пью, и притих. Слепец подергал дверь, скорее всего что-то крикнул, адресованное Билли Бонсу. Ответа не дождался и ушел.
Хокинс торопливо завершил инсценировку. Изобразил еще кое-какой беспорядок – аккуратно, не нанося сам себе лишнего ущерба. Пару тарелок может и разбил, но часы наверняка трогать не стал, – вещь старинная, антикварная.
И вышел на дорогу, довольный собой и содеянным.
Загадочный эпизод с свечой, непонятно зачем оставленной наверху, сразу проясняется. Джим, незнакомый с тонкостями отношений Бонса, Пью и Черного Пса, поверил старому штурману: злодеи добираются до карты. Единственная освещенная комната наверху – знак, сразу же привлекающий внимание. Сюда, здесь сундук Бонса! Искать, мол, надо здесь, а не устраивать разгром и раздрай во всем доме.
Возможно, покинув «Бенбоу», Хокинс собирался вернуться к матери, предварительно в самом деле заглянув в деревенский трактир и поинтересовавшись новостями. Но тут он услышал тот самый тихий свист, раздавшийся вдалеке, на холме. Услышал именно потому, что был на улице, а не в доме. И Джим решил задержаться…
Дальнейшее в его мемуаре описано относительно правдиво – бандиты с большим энтузиазмом громили трактир. Вся разница с реальными событиями в том, что Пью не принуждал сообщников искать карту, а миссис Хокинс не лежала в канаве под мостиком.
Но зачем Джим Хокинс вообще на страницах своего мемуара заставил мать вернуться в «Адмирал Бенбоу», сочинив для этого эпизод, потрясающий нас количеством нелепостей и нестыковок на единицу текста?
Дело в том, что Хокинсу позарез нужен был свидетель. В своем одиноком визите в «Бенбоу» он совершил кое-что посерьезнее, чем хищение бумаг Флинта… И кто-то должен был подтвердить, что он этого не совершал. Хоть кто-нибудь, хотя бы родная мать.
Что же именно он сотворил?
Ответ будет дан в очередной реконструкции.
Реконструкция № 3. Смерть слепого Пью
Слезы туманили мой взор, потому что старый добрый «Бенбоу» погибал у меня на глазах…
– Бейте! Крушите! Разнесите к дьяволу весь дом! – кричал Пью, изо всех сил стуча палкой по дороге.
Казалось, он очень жалел, что сам не может принять участие в разрушении. Но разбойники и без него старались, как могли. Тяжелые удары гремели повсюду, и на первом этаже, и на втором. Со звоном вылетали наружу стекла, и осколки их блестели в лунном свете.
Потом из окон, уже выбитых, посыпались обломки разбитой мебели, внутри что-то упало со страшным грохотом, так что даже окрестные скалы откликнулись громким эхом. Я подумал, что злодеи обрушили барную стойку, и, как выяснился потом, не ошибся.
– Крушите, олухи, крушите! – бесновался на дороге слепой. – Что вы стесняетесь, как школяр в борделе?! Сравняйте с землей эту дыру!
Вновь послышался звон бьющегося стекла, но теперь звук был иной. Бандиты добрались до погреба, до вин, которые мой отец собирал много лет в надежде, что когда-нибудь в «Бенбоу» будут останавливаться настоящие джентльмены… Я прикусил губу, не чувствуя, что по подбородку сбегает струйка крови.
Из окна второго этажа высунулся человек. Голова его и плечи были хорошо видны при свете месяца. Он крикнул слепому нищему, стоявшему внизу на дороге:
– Эй, Пью, ломать больше нечего! Пора уходить!
– Как нечего? – проревел Пью и яростно замахнулся палкой. – Ломайте стены, дьявол вас раздери! Ломайте лестницы!
Именно в тот момент безотчетный ужас, который внушал мне страшный слепец с самого своего появления на дороге перед «Адмиралом Бенбоу», рассеялся без следа. Страха не осталось, лишь ненависть к человеку, разрушившему дом, где я родился и вырос.
Я достал из кармана пистолет, полученный в деревне, взвел курок и навел оружие на слепого. Ствол подрагивал, повторяя дрожь моей руки, но причиной тому стал не страх, а волнение. Все-таки я был юнцом и никогда не поднимал оружие на человека… Я укрепил ствол пистолета в развилке ракитового куста, за которым таился, и теперь ничто не могло помешать удачному выстрелу.
Уродливую фигуру нищего отлично освещал лунный свет, и промахнуться на таком расстоянии было невозможно.
И все-таки я не смог выстрелить… Сейчас, долгое время спустя, трудно судить о том, что стало тому истинной причиной. Возможно, я не рискнул избавить мир от одного из самых гнусных злодеев лишь потому, что боялся не успеть скрыться в темноте от его сообщников.
Вдали снова раздался тот самый свист, который я слышал, выйдя из трактира на дорогу. На этот раз он прозвучал дважды. Прежде я думал, что этим свистом слепой сзывает своих товарищей на штурм. Но теперь я заметил, что свист раздается со стороны холма, обращенного к деревушке, и догадался, что это сигнал, предупреждающий бандитов об опасности.
– Это Дэрк, – сказал один. – Слышите: он свистит два раза. Надо уходить, ребята.
– Уходить?! – крикнул Пью. – Закончите дело, олухи! Дэрк всегда был дурак и трус. Нечего слушать Дэрка. Поджигайте трактир! Где факелы, дьявол вас раздери?!
Но бандиты уже не слушали своего главаря… С холмов, со стороны деревушки, донесся топот скачущих лошадей. И это, похоже, стало полной неожиданностью для разбойников, они никак не ждали, что опасность приблизится столь быстро.
– Там конные, бежим! – крикнул кто-то.
Злодеи кинулись в разные стороны – одни к морю, по берегу бухты, другие вверх, по откосу холма. Через полминуты на дороге остался один Пью, сообщники позабыли о нем в паническом страхе, озабоченные лишь спасением своей шкуры.
Оставшись один, слепец в бешенстве стучал палкой и, протягивая руки, звал товарищей… Он метался по дороге в нескольких шагах от меня, приговаривая плачущим голосом:
– Джонни, Черный Пес, Дэрк… – Он называл и другие имена. – Ведь вы не кинете старого Пью, дорогие товарищи, ведь вы не оставите старого Пью!
Топот коней между тем приближался. Уже можно было различить пять или шесть всадников, озаренных луной. Они неслись во весь опор вниз по склону холма.