Ее слова прервал приступ кашля.
— Летиция и Леонар согласны участвовать. Пока мадам Реймон отдыхает, мы устроимся в кухне.
И вот она уже хватается за мое кресло и, не спрашивая моего мнения, катит меня вперед. Налетев несколько раз на что-то, правда, без серьезных последствий, мы оказываемся в жарко натопленной кухне: пахнет жарким, розмарином, чесноком и шоколадным кремом. Кухня людоедки. Иветт говорила мне, что она оформлена в старинном стиле, выложена черной и белой плиткой, там стоит плита с шестью конфорками и большая печь XIX века в рабочем состоянии. Может быть, ощущение ужаса, испытанное мной при первом посещении этого здания, было пророческим. Может быть, я предчувствовала дурные события, которым суждено было тут свершиться.
Кто-то постукивает кончиками пальцев по длинному столу в центре кухни.
— Перестань, Лео, — говорит Жюстина. — Летиция здесь?
— Я тут, на конце, — отвечает Летиция. — Рядом с Леонаром.
Жюстина, толкая кресло, осторожно двигается вперед вдоль стола, поворачивает кресло, чтобы я оказалась лицом к остальным, берет мою здоровую левую руку и кладет ее на стол. Правая так и лежит у меня на коленях, как ее положила сегодня утром Иветт.
— Ну, вот.
Она отходит назад, звук придвигаемого стула, она садится.
— Ставни закрывать не будем? — спрашивает Летиция.
— Нет, позволим стихиям излить на нас свою злобу! Позволим белому покрову снега поглотить ужас и кровь.
Возвращаюсь лет на тридцать назад, к спиритическому сеансу в школе. Мне это всегда казалось смешным. Я вздыхаю. Никто не обращает на это внимания.
— Начнем. Летиция, дайте руку Леонару. Леонар, твою руку. Элиз, дайте вашу руку.
Я неохотно поднимаю руку, ощупывание, ее пальцы, сухие и горячие, с силой сжимают мои.
— А теперь сосредоточимся! — приказывает она нам.
Несколько секунд все молчат. Жюстина глубоко дышит и шепчет какие-то фразы на непонятном для меня языке, медленно и ритмично. Меня обволакивает теплая истома, покой кухни, благотворное тепло, вкусный запах домашней еды, шорох снега, который все идет… снег… идет… что скрывается за тайной проколотых шин?
— О, силы иного мира, о, блуждающие души, придите к нам!
Я вздрагиваю, я уже засыпала. Жюстина повторяет свое замогильное заклинание, я подавляю зевок.
— Сме-е-е-рть, — шепчет детский голосок.
Что?
— Вы слышали? — спрашивает Летиция с паническими нотками в голосе.
— Т-с-с! — шикает на нее Жюстина. — Да, мы слышали. Приди, не бойся, передай нам твое послание!
Вдруг я осознаю, что мне уже не жарко. Мне холодно. И в помещении пахнет уже не кухней, а увядшими цветами.
Мне страшно.
— Сме-е-е-рть, — повторяет голос, напряженный, слабый… — Сме-е-е-рть. Все ме-е-е-ертвы!
Что это еще за фокус? Рука Летиции сжимает мою неподвижную руку так сильно, что кости вот-вот треснут. Леонар ерзает на стуле.
— Смерть? Кто будет «мертв»? — тихо спрашивает Жюстина.
— Все-е-е-е!
— О, Боже мой! — лепечет Летиция.
— Тихо! — снова приказывает ей Жюстина. — Дух, о чем ты говоришь?
Дух не отвечает. В комнате воцаряется физически ощутимое напряжение. Жюстина сдавливает мои пальцы.
— Дух, призываю тебя ответить!
Смех. Грязный и порочный смех.
Что-то касается моего лица, что-то, похожее на крыло или паучью лапку, но, поскольку я не могу кричать, я просто сглатываю слюну. В комнате запахло чем-то еще. Неприятный запах. Тухлое яйцо. Сера. Сера связана с присутствием дьявола. Нет! Я понимаю это в тот самый момент, когда Жюстина повторяет свой вопрос, а ребенок отвечает свое «все-е-е» с извращенным смешком.
Я резко подаю кресло назад, Летиция выпускает мою руку, я по-прежнему держусь за Жюстину, которая издает вопль, я крепче сжимаю ее пальцы, звучат несколько оглушительных выстрелов, остро пахнет дымом, вопли Летиции, я продолжаю пятиться, не выпуская руку Жюстины. Окно, я натыкаюсь на стекло, дым сгущается, совсем рядом с нами происходит беспорядочная борьба, Жюстина спотыкается, я, напрягшись изо всех сил, поднимаю ее кистью одной руки, Летиция продолжает вопить, теперь вперед, взять разбег, а потом снова задний ход, скорее!
От удара стекло разбивается с громким треском, похожим на пушечный залп, холодный воздух, горячий воздух, я улетаю! Все кружится, я опрокидываюсь, слышу, как надо мной кричит Жюстина, я зависла в пустоте, кресло, где мое кресло? Я лечу, приземление в снегу, сверху на меня падает чье-то тело, острая боль в раненой руке, моя щека, чувствую, что раны открываются, вкус крови, запах огня, наверху горит, крики, глухой удар, запах горелой плоти, крики Летиции, резкие, совсем близко, потом тишина, тяжелое дыхание, треск пламени. Наконец, включается пожарная сирена.
— Мои волосы, мои волосы, — стонет Летиция.
Жюстина опирается на меня, чтобы подняться, а я не могу закричать. Я слышу, как она шарит в снегу.
— Летиция? — зовет она надтреснутым, еле слышным голосом.
— Мои красивые волосы…
Снег валит. Ледяные хлопья колючие, как занозы. Какой-то странный шум. «Клак-клак-клак». До меня доходит, что это я стучу зубами. В доме беготня во все стороны, до нас доносятся приглушенные, но ясно различимые слова: «Огнетушитель сюда!», «Черт! В этом дыму ничего не видно!». Иветт многократно выкрикивает мое имя. Жюстина пытается ответить, но ее «Мы тут!» звучит не громче, чем мышиный писк. Мне страшно холодно. Такое впечатление, что я потерпела кораблекрушение в Арктике, а на борту корабля, до которого я не могу добраться, по радио передают какой-то спектакль.
— Все в порядке, ситуация под контролем.
Узнаю Мерканти.
— Шеф, шеф, тут в коридоре один из идиотов.
Морель.
— Де Кинсей! Де Кинсей! Вы меня слышите? Что случилось?
А это уже Лорье.
— Б-б-бом-ба, — удается выговорить Леонару.
— Кто-нибудь ранен? Кто бросил бомбу?
— Ш-ш-лем…
— Он скапустился! — констатирует Морель.
Жюстина по-прежнему старается крикнуть, но безрезультатно. Летиция повторяет: «Мои волосы». Я прижимаю к себе руку в ожидании, пока нас найдут, горячая и липкая кровь течет между пальцев, рот тоже полон крови, это отвратительно, я сплевываю, я захватываю ртом холодный снег, пальцы у меня разжимаются, холод обжигает щеки.
— Шеф, посмотрите! — кричит Морель. — Коробка с серой, она и взорвалась, наверное, самовозгорание, эти штуки крайне опасны, надо быть полным кретином, чтобы держать такое в кухне!
— От взрыва вылетели стекла, отсюда и такой приток воздуха! — заключает Мерканти.