Но может ли Иветт передвигаться бесшумно?
— Приятного аппетита! — восклицает Франсина радостным тоном, как в рекламе завтраков.
Вокруг меня все жуют. Я не очень голодна. Мне опять снилась Магали, и я проснулась с тяжестью в желудке. Как странно, когда снится кто-то, чье лицо ты никогда не видел. Я знала, что это Магали, но у нее были черты боттичелливской Венеры, множество веснушек и волосы до пят, такие длинные, что они путались вокруг ее щиколоток и мешали ей ходить, а я отступала, как только она приближалась ко мне, потому что боялась, что она до меня дотронется, я знала, что она мертва, а ее глаза — это всего лишь две черные и пустые дыры. Интересно, ведь я не сидела в кресле, нет, я ходила. О! ощущение ходьбы, такое подлинное, такое сильное, я почти готова поверить, что мне достаточно встать и…
И ничего.
Металлическое лязганье, это Жан-Клод в аппарате, позволяющем ему стоять и немного перемещаться. Последние дни его почти не было видно: он очень страдает и не выходит из своей комнаты.
— Улыбайтесь, вас снимают! — призывает он.
— И не осточертело тебе ходить, приклеившись глазом к этой камере? — спрашивает Летиция.
— Я свидетель современности. Итак, как продвигается расследование?
— Расслед-след-лед!
— Кристиан! Замолчи! — кричит Мартина.
— Мне кажется, что силы правопорядка несколько переоценили свои возможности, — насмешливо замечает Франсина. — Боюсь, что нашего старшину, — с ударением произносит она, — скоро заменят кем-то, более компетентным в сфере раскрытия преступлений.
— Коломбо? — хихикает Ян.
— Любопытно, я что-то не припоминаю, чтобы нанимала вас за остроумие, — отвечает Франсина, стараясь держать себя в руках. — Как там насчет прогулки на снегокате?
— Сейчас же займусь этим.
— Этой ночью я перечитал все газеты, — возобновляет разговор Жан-Клод. — Если этот Вор действительно хотел убить Элиз, он бы это давно сделал. Такую дичь, как мы, выследить нетрудно.
— Жан-Клод! О таких вещах за столом не говорят! — протестует Франсина.
— Лучше уж говорить об этом за столом, чем на кладбище, — не может удержаться Ян.
— Жан-Клод прав, — вдруг говорит Летиция. — Элиз не прячется. Вору было достаточно прицелиться в нее из ружья с оптическим прицелом или не знаю из чего.
Неприятно думать, что притаившийся в углу Вор говорит себе: «А что, неплохая идея!»
— Так какую же цель он преследует? — спрашивает Ян, кроша хлеб между пальцами (я слышу, как ломается корочка).
— Запугать нас? — предполагает Франсина.
— Манипулировать нами! — говорит Жан-Клод. — Отвлечь наше внимание, пока он совершает какую-то мерзость. Как иллюзионист.
— Нельзя сказать, что он просто делает вид, будто причиняет зло Элиз, — замечает Ян.
— Да, но ничего серьезного, — отвечает Жан-Клод, которому в шкуру не воткнули дюжину дротиков.
— И потом, от чего он отвлекает наше внимание? — продолжает Ян. — Мерзости свои он, в любом случае, совершает.
— И тем не менее, — настаивает Жан-Клод, — перед нами человек, отвратительным образом угрожающий Элиз, жестоко убивший двух женщин — и все! Молчание в эфире. Если это маньяк, он снова примется за дело. Зачем наводить нас на свой след этими провокациями против Элиз?
— Ты хочешь сказать, что он просто притворяется маньяком? — заинтересованно спрашивает Ян.
— Угу, — соглашается Жан-Клод с набитым ртом. — Именно поэтому он устраивает весь этот цирк с письмами, мясом и так далее. А на самом деле он преследует совершенно четкую цель.
— Превратить Элиз в карпаччо? — усмехается Ян, чем вызывает возмущенные протесты присутствующих.
Он с силой сжимает мое плечо в знак извинения за шутку более чем сомнительного вкуса. Самое интересное, что, если бы речь шла о ком-то другом, это меня рассмешило бы. Интересно и то, что от него исходит едва уловимый, но явный запах горечавки.
— А, по-моему, это настоящий сумасшедший! — говорит Иветт. — Как подумаю об этих глазах в руке Элиз… Человек, способный расчленить женщину, это уж точно не шутник.
— Садист не означает сумасшедший, — упорствует Жан-Клод. — Ну, мы увидим, продолжит ли он.
Это — самый подходящий момент, чтобы вошел Лорье со словами: «Он продолжил!». Я приготовилась услышать его быстрые нервные шаги в сопровождении тяжелых шагов Шнабеля, и, когда в действительности слышу, как открывается входная дверь и два человека быстро идут по коридору, задаюсь вопросом, не начались ли у меня галлюцинации.
— Вероник Ганс здесь? — еще пронзительнее, чем обычно, спрашивает Лорье.
— Вероник — как? — спрашивает Франсина.
— Одна из инструкторш по лыжам, — поясняет ей Ян. — С чего бы Вероник быть здесь? — обращается он к Лорье.
— Я только что заходил в лыжную школу, чтобы задать ей несколько дополнительных вопросов. Кевен Дейстрей сказал нам, что она отправилась в ГЦОРВИ, чтобы встретиться с кем-то, кому она хотела сообщить нечто важное.
Я представляю себе, как все обмениваются подозрительными взглядами.
— Так ее никто не видел? — снова спрашивает Лорье.
Все остаются такими же безгласными, как я. Шорох балконной двери.
— Здрав-ствуй-те.
— А, господин де Кинсей! Я ищу Вероник Ганс.
— Я ее н-не зна-ю.
Шум отодвигаемого стула, падает стакан, Леонар садится.
— Может быть, она поднялась к мадам Ломбар? — предполагает Лорье.
— Меня спрашивают?
Шуршание закрывающихся дверей лифта, из которого вышла Жюстина.
— Вы, случайно, не виделись с Вероник Ганс? — в четвертый раз осведомляется Лорье.
— Я не знакома с этой особой, — охрипшим голосом отвечает Жюстина, — а что касается того, виделась ли я с ней…
Она изящно не договаривает фразу и проходит передо мной, оставив за собой след фиалковых духов и мятного ингалятора.
— У меня такой насморк! — говорит она мне, усаживаясь.
— Шнабель, поднимись и посмотри наверху! — приказывает Лорье.
— У вас есть ордер? — немедленно квакает Франсина.
— Ордер на что? — ласково возражает Лорье. — Мы ищем человека, который сказал, что идет сюда. Надеюсь, вы не сочтете неудобным, если мы проверим, не заблудилась ли она в коридорах?
— Или не роется ли в комнатах, — сухо говорит Иветт.
Я щиплю ее за руку, чтобы она замолчала.
— О, можете щипаться сколько угодно! Эта особа способна на все! Отвратительная хамка!
— Вижу, что вы, по крайней мере, с ней знакомы! — говорит Лорье.