— Но ведь кто-то должен был дать ей бельевую веревку! — отвечает Ян.
— Вы развели целую историю с этой веревкой! — возражает Иветт. — Она могла подобрать кусок где угодно. Вот вернулся же недавно Кристиан со старой выхлопной трубой. Он говорил, что это его труба. Магали могла принять бельевую веревку за прыгалку. Вы же знаете, что она вела себя как маленькая девочка.
— Мне надо вернуться, — вздыхает Ян, — или нам влетит от мамаши Ачуель.
— Франсина принимает очень близко к сердцу все, что касается Центра. Она очень волнуется за всех нас, — холодно говорит Иветт.
— Она больше всего волнуется за репутацию своего заведения. Люди, которые избавляются от своих близких, сплавляя их в подобные места, вряд ли обрадуются слухам, что отправляют их туда на убийство.
Этого я пропустить не могу. Блокнот: «Думаете, у всех есть необходимое время и деньги, чтобы целыми днями заниматься инвалидами?».
— О-ля-ля, что за речи! Простите, но мне немного не по себе, и потом вы, наверное, заметили, что большой любви у нас с Ачуель нет. Я жду не дождусь, когда закончится мой контракт! Мне действительно пора! — заключает он и встает.
Фырканье и короткий лай Тентена. Судя по всему, ему уже надоело пить чай. Я треплю его по голове. Блокнот: «Может, немного пройдемся?»
Иветт со вздохом поднимается. Мы медленно идем по залитой солнцем главной улице. Два варианта: либо кто-то тайком пробрался в дом, чтобы убить Магали, как только представится возможность, либо убийца — один из обитателей Центра. Воспитатель или пансионер. Разве трудно разыграть из себя неполноценного человека? Конечно, это не относится к самой Магали или, скажем, к Жан-Клоду. Но кто может сказать, что Жюстина на самом деле слепая? А Леонар инвалид? Контр-тенор Леонар. Голый в комнате, собирается принять душ. Чтобы смыть рыжие волосы Магали?
Но почему собака не узнала убийцу своей хозяйки, если он живет в Центре?
Перец! Запах перца! Чтобы заглушить его запах!
А если так, значит, это действительно один из нас.
Вернемся назад.
Перед отъездом на отдых я получаю письмо с угрозами, подписанное «Д. Вор».
Вскоре после моего приезда убийца-садист убивает Марион Эннекен, двадцати девяти лет.
В тот же день я знакомлюсь с Соней Овар, барменшей и по совместительству проституткой, крестницей моего дяди.
Почти одновременно я знакомлюсь с Яном, воспитателем Центра для инвалидов.
Мне дарят кусок мяса, на самом деле — кусок Марион. Я его съедаю.
Потом мне дарят второй кусок мяса. Мы отправляем его на анализ.
Вскоре после этого убивают и Соню.
У Яна было назначено с ней свидание.
Жандарм, ведущий расследование, был любовником Сони.
Нет, нет, так не пойдет. Надо построить диаграмму, иначе я не разберусь. С одной стороны Марион, с другой — Соня, и все связи. Попробуем нарисовать в уме.
— Пойду куплю газету.
О’кей. Так где я остановилась? Ох! Слишком много вопросов, слишком много фактов для сопоставления, все путается. Например, две жертвы оказались расчлененными. Но по-разному. В этом кроется какой-то смысл? Мне дарят кусок ляжки. Чтобы я пошла. Два глаза. Чтобы я увидела? Стоп, Элиз, это уже бред. Убийца не настолько примитивен, чтобы призывать тебе на помощь столь экзотические силы: он попытался сбросить тебя с террасы! Может быть, чтобы ты полетела?
— Тут про вас!
Невозможно думать под непрерывный шум словесного потока. Что?
— Небольшая заметка о смерти Магали. «Кастен: Трагическая смерть в ГЦОРВИ. Магали Дельгадо, молодая обитательница Центра, погибла в результате несчастного случая в комнате Элиз Андриоли. Элиз Андриоли — та самая мужественная молодая женщина-инвалид, которая два года назад, будучи прикованной к креслу, смогла найти ключ к страшным убийствам детей в Буасси-ле-Коломб». Обо мне ни слова. Даже не написали, что мне пробили голову, когда я пыталась помочь вам!
Ну вот, еще пять минут, и я окажусь виноватой во всем! Я заставляю людей убивать и расчленять себе подобных. Что, Психоаналитик? А если это правда? Если от меня действительно исходит злая сила, та кровавая аура, о которой говорила Жюстина, незрячая ясновидящая? Спасибо, Психоаналитик, меня это ободряет. Отныне помалкивай, пока тебя не спросят.
Еще некоторое время мы гуляем в молчании, и вдруг Тентен издает глухое ворчание. Тяну за ошейник, но он не прекращает, он замер, шерсть встала дыбом.
— Да что это с собакой? — удивляется Иветт. — Наверное, кошку увидел.
По-моему, хищника покрупнее кошки. Блокнот: «Где мы?»
— Возле лыжной школы.
«Кто вокруг нас?»
— Ну… Семья. Два мужчины. Человек только что припарковался. Жандарм регулирует движение. Детишки возвращаются с лыж…
«Куда смотрит Тентен?»
— На паркинг.
«Много людей?»
— Порядочно!
Тем хуже. Я отпускаю пса. Но он не трогается с места. Он прижимается ко мне и дрожит. Ему страшно.
«Иветт, Вор здесь, точно».
— Потому что Тентен увидел кошку?
«Он боится не кошек, а того, кто ударил его ножом!»
Я пишу так быстро, что ручка царапает бумагу. Иветт читает, заглядывая мне через плечо.
— Вы думаете?! Боже мой, на нас смотрит какой-то человек. Старик с порочными глазами. Ах, нет, он ждал свою жену. А два инструктора? — шепчет она мне. — Пойду, посмотрю поближе.
Она уходит. Слишком поздно, собака уже не ворчит. Вор сбежал. Я разочарованно барабаню пальцами по подлокотнику кресла в ожидании возвращения Иветт.
— У них на эмблемах вышиты имена: Эрве и Вероник.
Звучит пугающе. Именно те два подозрительных инструктора!
— Я спросила у них расценки за час занятий, и при этом наблюдала за Тентеном: он не реагировал.
Верно. Если бы он решил, что Иветт в опасности, он бы бросился на них, несмотря на свой страх.
— Это вы Элиз Андриоли? — внезапно спрашивает меня молодой, уверенный женский голос.
— Что вы хотите? — вмешивается Иветт.
— О вас написано в газете, — говорит мне молодая женщина, не обращая внимания на вопрос. — Из-за вас нас тут жандармы достают!
— Это мадемуазель Ганс, — объясняет мне Иветт. — Лыжный инструктор.
Мадемуазель Ганс склоняется надо мной:
— Если я потеряю работу…
Тоже мне, крутая! Блокнот: «Простите, что меня пытались убить».
— Может быть, тут вы и не виноваты, но эта идиотка, что покончила с собой, сказала легавым, что на вас напал инструктор!