— А в этом что у вас?
— Ничего особенного, катушки… — ответил Томек, ссыпая песок в склянку через воронку.
— А в этом?
— Зубы Богородицы… это такие очень редкие ракушки…
— А… — разочарованно произнесла девочка. — А в этом?
— Семена секвойи… Я могу вам подарить несколько штук, если хотите. Но не сажайте их куда попало, потому что секвойи могут вырасти очень большими…
Томек хотел сделать ей приятное. Но вышло наоборот. Она снова помрачнела и задумалась. Томек не решался прервать молчание. В открытую дверь заглянула кошка, попыталась войти, но Томек прогнал ее, махнув рукой. Он не хотел, чтобы его беспокоили.
— Так у вас в лавке есть все? Действительно все? — спросила девочка, подняв на него глаза.
Томек смутился.
— Ну да… все необходимое… — ответил он как можно скромнее.
— Тогда, может быть, — проговорила малышка хрупким и дрожащим, но в то же время, как показалось Томеку, полным надежды голосом, — у вас найдется вода из реки Кьяр?
Томек не имел никакого представления об этой воде, и реки такой он тоже не знал. Девочка все поняла и сразу сникла:
— Это вода, дающая бессмертие, разве вы не знали?
Томек покачал головой: нет, он не знал.
— Она нужна мне… — сказала девочка.
Она постучала по фляжке, висевшей на ремне, и добавила:
— Я ее найду и налью сюда…
Томек очень хотел, чтобы она сказала ему еще что-нибудь, но она уже разворачивала платок, в котором лежало несколько монет.
— Сколько я вам должна за карамельки?
— Одно су… — прошептал Томек.
Девочка положила монету на прилавок, еще раз окинула взглядом три сотни шкафчиков и в последний раз улыбнулась Томеку.
— До свидания.
Она вышла из лавки.
— До свидания… — пробормотал Томек. Пламя керосиновой лампы становилось все слабее. Он снова сел в кресло за прилавком. На раскрытой особой тетради лежала монетка незнакомки и несколько оранжевых песчинок.
Все следующие дни Томек ужасно переживал, что взял деньги со своей посетительницы. Вряд ли у нее их было много. Время от времени он удивлялся, замечая, что разговаривает сам с собой. Например, он бормотал: «Нет-нет, вы мне ничего не должны…» Или: «Я вас умоляю… За какие-то карамельки…»
Глава вторая
Дедушка Ишам
Томек мог сколько угодно придумывать всевозможные любезности, но было слишком поздно. Она заплатила и ушла, оставив его наедине с сожалениями. Еще его тревожила вода, о которой она говорила, река со странным именем, которую ему пока не удалось найти. И вообще, кто эта странная девочка? Откуда она? Она пришла одна, или кто-нибудь ждал ее около лавки? Нет ответа…
Он пытался хоть что-нибудь выяснить через покупателей. Он задавал невинные вопросы: «Ну, что новенького в деревне?» или «Никто не заезжал?» — в надежде, что кто-нибудь ответит: «Нет, никто, разве что одна девочка как-то вечером…»
Но никто не имел о ней ни малейшего представления. Создавалось ощущение, что только он один ее и видел. Через несколько дней Томек не выдержал. Мысль о том, что он больше никогда не увидит девочку, казалась ему невыносимой. И то, что он не мог ни с кем поговорить о ней, тоже его мучило. Тогда он оставил лавку, положил в карман брикет мармелада и что есть духу побежал на другой конец деревни, где жил дедушка Ишам.
Старый Ишам был народным писателем, то есть писал за тех, кто не умел этого делать. Разумеется, он еще и читал. Когда пришел Томек, он как раз читал письмо для некой дамы, внимательно его слушавшей. Томек скромно держался в стороне, пока они не закончили, потом подошел к своему другу.
— Здравствуй, дедушка, — сказал он, прикладывая руку к груди.
— Здравствуй, сынок, — ответил Ишам, раскрывая ему объятия.
Они не были друг другу ни дедушкой ни сыном, но поскольку Ишам жил один, а Томек был сиротой, они всегда так здоровались. Они очень любили друг друга.
Летом Ишам работал в маленькой хибарке, прилепившейся к каменному забору и выходившей прямо на улицу. Он сидел по-турецки посреди книжек. Чтобы добраться до него, надо было вскарабкаться по трем деревянным ступенькам и тоже сесть на пол. Посетители предпочитали стоять на улице, диктуя письма или слушая, как их читает Ишам.
— Поднимись ко мне, сынок.
Томек перемахнул через три ступеньки и устроился, скрестив ноги, рядом со стариком.
— Как поживаешь, дедушка? — начал Томек, доставая из кармана мармелад. — Много работы?
— Спасибо, мой мальчик, — ответил Ишам, принимая сладости. — У меня никогда не бывает работы, я тебе уже говорил. А тем более отдыха. Все это просто-напросто жизнь, и она идет своим чередом.
Томека очень забавляли подобные загадочные фразы. Ишама можно было бы принять за великого мыслителя, если бы он не был таким сладкоежкой. Он обожал сладости, мог дуться как трехлетний ребенок, если Томек забывал принести ему тянучку, пастилу, жевательную резинку или лакричных конфет. Больше всего Ишаму нравились пряники в форме сердечек, но он не отказывался ни от каких лакомств, лишь бы их было не слишком трудно жевать.
Томек не хотел надолго задерживаться и, так как его разбирало любопытство, сразу же перешел к интересующей его теме:
— Скажи, дедушка Ишам, ты слышал когда-нибудь о реке Щар или Дьяр?..
Старик, жуя, подумал немного, затем неторопливо ответил:
— Я знаю реку… Кьяр.
— Точно! — воскликнул Томек. — Кьяр! Река Кьяр!
Повторяя это название, он так и слышал слова девочки: «Вода из реки Кьяр…»
— Которая течет вспять… — продолжил Ишам.
— Которая… что? — пробормотал Томек, никогда не слышавший о таком.
— Которая течет вспять, — четко произнес Ишам. — Река Кьяр течет вспять.
— Вспять? Что ты хочешь этим сказать? — спросил Томек, вытаращив глаза.
— Я хочу сказать, что вода в этой реке течет вверх, а не вниз, мой маленький Томек. Что, не ожидал?
Ишам расхохотался, глядя на своего юного друга, потом сжалился над ним и начал объяснять:
— Эта река берет начало в океане, понимаешь? Вместо того чтобы в него впадать, она из него вытекает. Будто забирает воду из моря. В начале она широкая. Говорят, в этом месте на берегах растут необычные деревья. Деревья, которые потягиваются утром и вздыхают по вечерам. А еще там множество никем не виданных животных.