Гном лег на живот и принялся смотреть на головастиков.
— А ты и раньше знал, что из головастиков могут получиться лягушки? — спросил он меня, наклонив голову близко-близко к воде.
На это я даже не стал отвечать, это и так ясно. Вместо этого я сказал:
— Нужно поймать очень-очень много головастиков, чтобы получилась целая лягушка.
Тут Умпин поднял вверх свою банку и показал, что трех головастиков он уже поймал.
— Но тебе, наверное, неизвестно, что если лягушку поцеловать, она станет принцем, а принцы живут в больших замках, в которых всегда случается много необыкновенного.
И это мне было известно. Однажды дедушка рассказал мне сказку о том, как одна лягушка стала принцем только потому, что какая-то девчонка-воображала поцеловала ее в мордочку. Но если бы я признался, что и это мне известно, ясное дело, гномик обиделся бы из-за того, что я знаю не меньше его, если же сказал бы, что не знаю этого, он считал бы меня совсем глупым. К счастью, отвечать не пришлось, так как в это время Умпин вытащил банку из воды. В ней было множество головастиков.
— Надо пошевелить в банке волшебным прутиком, — сказал он.
Я пошел по тропинке и нашел подходящий прутик. Правда, я не знал, волшебный ли он. Пока не испытаешь, не узнаешь.
Прутик оказался волшебным. Не успел Умпин опустить его в банку, как все головастики превратились в одну большую лягушку.
— Вот это да! Красота! — воскликнул он и помахал прутиком в воздухе.
Мне лично никогда лягушки не казались особенно красивыми. Мне всегда гораздо больше нравилось смотреть на головастиков.
Лягушка выпрыгнула из банки, уселась на камень и уставилась на нас. Сердце у нее так бешено колотилось, что животик у бедной лягушки все подымался и опускался: туда-сюда, туда-сюда. Рядом стояла банка с водой, там теперь оставался только один головастик.
— Но мы сделали только полдела, — пробормотал Умпин.
Сначала я не понял, о чем речь.
— Кто из нас поцелует лягушку? — продолжал он.
— Чур, не я! — закричал я, потому что у меня не было ни малейшего желания целовать мерзкую лягушку.
— Мы ОБЯЗАНЫ ее поцеловать, если хотим, чтобы она превратилась в принца. Весьма странно, что тебе противно поцеловать лягушку.
— Почему это?! — спросил я, чуть не плача.
— Потому что когда-то ты и сам был лягушонком, — сказал Умпин и коснулся меня волшебным прутиком.
Тут я расплакался.
— Я… никогда… никогда не был никаким лягушонком, — смог я произнести, наконец.
Вместо того, чтобы успокоить меня, гномик только покачал головой.
— Кристоффер Поффер, — произнес он. — Разве мы не договорились, что ты настоящий принц? Или я угощал тебя своими замечательными блинчиками по недоразумению?
Я так и замер на месте.
— И разве мы не договорились, откуда берутся принцы? — продолжал Умпин нетерпеливо.
Эти слова поразили меня как громом.
— Разве не ясно, что когда-то ты был лягушонком?
И он посмотрел на меня своими черничными глазами. Я не удивился бы сейчас, если бы они вышли из орбит и покатились бы по лесу.
— Я появился из маминого живота, — сказал я. — А туда я попал, потому что папа поцеловал ее. Ведь когда он поцеловал ее, к ней в животик попало несколько таких маленьких штучек.
Мне и самому было ясно, что объяснение такое длинное, что смахивало на оправдание. Наверное, поэтому Умпин уселся на пенек и потер себе лоб, как будто бы очень устал. А лягушка важно восседала рядом на камне и продолжала пульсировать.
— Мы сразу же должны решить один важный вопрос, — сказал гномик. — Какие такие еще штучки, если не головастики, приплыли в животик твой мамы, когда твой папа ее поцеловал? И разве ее поцеловать лучше, чем лягушку? Кроме того, разве папа с мамой никогда не называли тебя, купая в ванне, своим лягушонком? И как ты думаешь, мог бы ты умудриться жить у нее в животе, если бы не умел плавать как лягушка?
Возразить мне было нечем, но я почувствовал, что ненавижу и эту мерзкую лягушку и упрямого гнома.
Умпин снова прикоснулся ко мне волшебным прутиком.
— Конечно же, ты можешь сколько угодно ненавидеть лягушку, — сказал он. — Но я хочу сказать тебе, что тебе нужно только совсем слегка чмокнуть ее в мордочку. Потому что, если ты не сделаешь этого, то мы никогда не доберемся до большого замка, в котором живет принц, и никакой сказки не будет!
Я понял, что выбора у меня нет. Если я не послушаюсь гнома, он может дотронуться до меня своим волшебным прутиком и превратить в лягушку. Ведь если лягушка может превратиться в принца, то, наверняка, и принц может превратиться в лягушку.
Тогда я лег на землю и поцеловал гадкую лягушку в саму мордочку, ощутив при этом губами слизь.
Каролюс
— Приветствую вас, господа, — произнес принц.
Лягушка исчезла в то же самое мгновенье, как только я поцеловал ее, и прямо перед нами стоял настоящий принц. На его плечи была накинута бархатная мантия, на голове была маленькая золотая корона, усыпанная рубинами, а на серебряном поясе висел настоящий меч.
Тут я совсем смутился. Оказаться в таком обществе, с одной стороны — гном Умпин, с другой — этот принц. Сам-то я — всего-навсего обыкновенный лесной принц, а это был настоящий, из тех, что живут в королевских замках, я это сразу понял.
— А позвольте узнать имя принца? — спросил Умпин.
— Меня зовут Каролюс-рекс, принц Каролюс, — ответил он с важным видом. — Но это было давно.
Я ничего не понял, и Умпин — тоже.
— Когда-то я был наследным принцем в большом замке, — объяснил он. — Но в один прекрасный день меня превратили в тысячу головастиков. Это случилось потому, что я не хотел отдавать свое сердце злому гному, который жил в пне под замковой горой. Но теперь вы снова собрали меня в единое целое, и я вас отблагодарю за это.
Я повернулся и посмотрел на Умпина: теперь он в своей высокой шапочке-колпачке уже не казался мне таким рослым. И на этот раз он уже не предлагал никаких блинчиков с земляничным вареньем. Вместо этого он произнес:
— Очень интересно! Только совершенно невозможно, чтобы это был мой родственник, потому что в нашем роду нет таких бессердечных.
— Чепуха, — возразил принц.
— Ни у кого из гномов нет бьющихся сердец, как, например, у людей и лягушек. И поэтому гномы постоянно охотятся за сердцами людей. И чаще всего это происходит среди сугробов при свете полной луны…
— Ой, неужели блинчики с вареньем были только приманкой, а на самом деле Умпин стремился украсть мое сердце?