Бизнес - читать онлайн книгу. Автор: Иэн Бэнкс cтр.№ 8

Каково же было мое удивление, когда заезжие гости и впрямь объявились на другое утро. Мать еще отсыпалась; дождавшись, пока она натянет платье, мы поехали кататься. Мне вручили батончик «милки-вэй» и велели сесть на переднее сиденье, рядом с Джеральдом; там было здорово, только я изводилась от невозможности подслушать, что говорится сзади — мешала стеклянная перегородка. Джеральд без устали меня смешил, выдумывая, как отзываются о нас встречные водители, и даже разрешил пощелкать тумблером на панели управления. Тем временем на заднем сиденье моя мать угощала миссис Тэлман своими дешевыми «вудбайнз», а та протягивала ей пачку «собранье»; они что-то живо обсуждали.

В ту ночь я впервые за много лет спала вместе с матерью — до самого утра. Она прижимала меня к себе еще неистовее, чем накануне, и мне было невдомек, почему у нее по щекам текут горячие слезы.

Наутро приехал Джеральд, который отвез нас с матерью в Эдинбург и притормозил в конце Принсес-стрит, у роскошного, внушительных размеров отеля из красного песчаника, где останавливалась миссис Тэлман. Ее самой там не оказалось: у нее были какие-то срочные дела в городе. Нас провели в просторные апартаменты, где, невзирая на смущение матери и мои вопли, меня выкупали, хотя я умывалась дома, подвергли медицинскому осмотру (всем этим занималась матрона в белом халате), а потом сняли мерку и одели в крахмальную блузку, юбочку и жакет — так мне впервые в жизни досталась неношеная одежда. Отчасти мой ужас объяснялся тем, что я приняла эти комнаты за сущий проходной двор, где могли шляться все, кому не лень, и глазеть на меня, раздетую до трусов; мне и в голову не пришло, что это комнаты миссис Тэлман, снятый ею номер-люкс.

Меня повели в соседнее помещение, где какой-то незнакомый человек задал мне множество вопросов и задачек: у него были наготове и чисто арифметические примеры, и разнообразные задания: найти что-нибудь лишнее или общее в списке слов, рассмотреть сперва один листок с начерченными фигурками, потом другой и определить, какая фигурка из второго набора больше подходит к первому; были даже короткие истории, для которых он просил меня придумать окончание. Я увлеклась этим занятием. Потом он вышел, оставив меня разглядывать книжку комиксов.

Наконец появилась миссис Тэлман, которая повела нас обедать в ресторан отеля. Она заметно обрадовалась встрече со мной, а мою мать даже расцеловала в обе щеки, отчего меня охватила жгучая ревность, только я не могла разобраться, к которой из них двоих. За обедом, когда мы с матерью исподтишка переглядывались, пытаясь угадать, какая вилка для чего предназначена, мне был задан вопрос: не хочу ли я пойти в специальную школу. Помню, меня обуял страх. Я считала, что в спецшколе держат дрянных мальчишек, которые попались на краже или хулиганстве; но когда недоразумение разъяснилось и меня уверили, что каждый вечер можно будет возвращаться домой, я согласилась попробовать.

Уже на следующий день меня привели в женскую школу мисс Стутли в Рутерглене. Я оказалась на год старше своих одноклассниц, но телосложением уступала всем остальным, а росточком была ниже многих. Тогда я полдня, а то и больше сносила издевки, после чего ввязалась в драку на большой перемене и сломала нос одной из обидчиц. Под угрозой исключения мне пришлось смиренно выслушать не один суровый выговор.

По вечерам к нам домой приходил репетитор, который давал мне дополнительные уроки.

Миссис Тэлман устроила мою мать на завод конторского оборудования в Степпсе; именно на этот завод ехала сама миссис Тэлман, когда у автомобиля спустила шина. Мы стали лучше питаться, купили приличную мебель, телефон и, наконец, цветной телевизор. Выяснилось, что мои многочисленные дяди вовсе не приходятся мне родней; мать перестала обивать чужие пороги.

По окончании школы я поступила в Кенсингтонскую академическую гимназию в Бирсдене, и мы переехали из своей убогой халупы, стиснутой с обеих сторон такими же развалюхами, в дом классом повыше, в Джорданхилле. Теперь мать взяли на другой завод, где выпускались не калькуляторы, а более хитрые машины, называемые компьютерами. Замуж она так и не вышла, но на отдых с нами всегда ездил добрый знакомый, мистер Буллвуд. Каждые два-три месяца нас навещала миссис Тэлман, которая неизменно привозила мне в подарок книги, а матери — пластинки, милые безделушки и что-нибудь из одежды.

Моя мать скоропостижно умерла на Пасху 1972 года, когда я была на каникулах в Италии. Мы с одноклассницами все вместе добирались до Рима на автобусах, паромах и поездах, а обратно я летела на самолете в одиночку. Миссис Тэлман и мистер Буллвуд встретили меня в аэропорту, откуда мы поехали прямо на коутбриджское кладбище; за рулем, как всегда, сидел Джеральд. День выдался теплый и солнечный; помню, я смотрела, как в крематории перед гробом опускается занавес, и переживала, что никак не могу выдавить слезу.

Потом ко мне подошел убогий мужичонка с трясущимися руками, в засаленном, мешковатом костюме, с траурной повязкой на рукаве и, обдав меня запахом перегара, слезливо признался, что он — мой отец. Миссис Тэлман положила мне руку на плечо; я не противилась, когда она повела меня к выходу. Тот недомерок разразился бранью нам в спину.

Жизнь опять круто переменилась. Меня отправили учиться в Швейцарию, в международный пансион, принадлежавший фирме, в которой работала миссис Тэлман. Там было тоскливо, но не хуже, чем на протяжении тех месяцев, что отделяли смерть моей матери от окончания семестра в Кенсингтонской гимназии. Я готовилась получить диплом бакалавра; единственной отдушиной были вылазки на каток и горнолыжные трассы — в полном одиночестве.

Мое ученическое окружение составляли неприступно-блестящие девушки из таких семей, где, наверно, из поколения в поколения передаются бездны денег, утонченных манер и способностей; попадались и безмозглые очаровашки, которых выдавал визгливый хохот. В этом институте благородных девиц мечты воспитанниц не простирались дальше удачного замужества. Я закончила учебу с отличием, получив несколько грамот за особые успехи. Впереди был колледж Брейзноуз в Оксфорде. Миссис Тэлман меня удочерила, и я стала носить ее фамилию.

В прошлом году, когда она скончалась, я оплакала и родную, и приемную мать.

Телефон надрывался очень долго; такое количество звонков обычно заставляет предположить, что ответа не последует. Наконец:

— Кто говорит?

Голос — низкий, шелестящий, бархатистый — принадлежал человеку преклонных лет, которого изрядно раздосадовала необходимость отвечать на звонок; в тех редких случаях, когда он снимал трубку, аппарат сообщал ему номер и даже извлекал из памяти фамилию абонента. Этот телефон предназначался только для важных сообщений.

— Это я. Добрый день.

— Кейт? Ты ли это, девочка моя?

— Да, звоню из уличной кабины.

— А, ясно. — Пауза. — Надо понимать, я не ошибся: ты раскопала что-то интересное?

— Возможно.

— Где ты находишься?

— Примерно там же, где всю неделю.

— Ясно. Лучше будет поговорить при встрече?