Йа эта знаю мистер Золипария но ана мой друк и не сделала мне ничево плахова, гаварю йа, и патею ищо сильнее патамушто ни хачу тирять Эргейтс и жалеюу што сказал о ней брату Скалопину такак ни думал што люди падчиняютца таким строгим правилам, но вот мистер Золипария гаварит што падчиняютца и што мне типерь делать? Йа сматрю на ние, ана папрежниму работает над этим дурацким бюстам и теперь делаит мне агромныи клыки, вот видь ниблагадарная дрянь.
Успакойся, Баскул, успакойся, гаварит мистер Золипария. Йа ни гаварю што ты должин пиридать ие властям, йа проста гаварю што есть такой закон и если ты хочишь сахранить ие у сибя то лутше памалкивай а том што она умеит гаварить. Ничево другова йа ни имею ввиду. Ну и патом ана такайа малинькайа и милайа и ие так про 100 спрятать. Если за ней харашо сматреть то фсе будит в парятке. Можно йа?… начинаит гаварить он, но патом смотрит паверх миня и иво глаза лезут из арбит. Што за хирня, гаварит он, и йа проста патрясен патамушто пикагда ни слышал штобы мистер Золипария ругался, а патом над балконам паявляится тень и слышытца шум как ат бальших крылйеф и сильнай ветир и (прежди чем йа успел штолибо зделать кроми как начать паварачиватца) фамадная птица серая и болши чилавека внизапна садитца на нирила балкона, хватаит каропку, хлен складываит крылья и с крикам ныряит внис. Эргейтс только вскрикиваит, а йа вскакиваю на наги и мистер Золипария тожа и йа вижу как птица апускаит голаву и клюйот то что держит в кагтях – ест хлен! А Эргейтс между кактей птицы! Между коктим и корачкай хлеба, ие малинькие усики раскачиваютца и 1 нага тожа раскачиваитца, а патом йа тиряю ие из вида патамушто расстаяние уже очень вилико, и йа слышу как Эргейтс кричит «Баскул!..», и йа тожа кричу и мистер Золипариа кричит, но балыная птица взмывает вверх и исчизаит за кромкай крышы, и Эргейтс тожи, а йа бизутешин.
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
«Лицо».
Она уставилась на свое отражение в воде, потом выпила еще немного, потом подождала, пока рябь уляжется, и посмотрела на свое лицо, потом выпила еще немного.
«Жажды больше нет. Встань. Оглянись. Голубое. Белое. Зеленое. Еще зеленое. Красное белое желтое голубое коричневое розовое. Небо облака деревья трава цветы кора. Небо голубое. У воды нет цвета, она прозрачная. Вода показывает что у нее с другой стороны. Под углом. Именно. Отражает. Сияет. Отражение. Цветражение. Розовотражение. Краснопоражение. Г-м-мм. Нет.
Пора идти дальше».
Она двинулась по тропинке, проложенной через поляну, звук воды в ручье все время оставался неподалеку.
«Летающие! Ох, какие! Красивые. Называются птицы. Птицы».
Она прошла через рощицу. Теплый ветерок шуршал в листьях. Она остановилась посмотреть на цветок на кусте у самого берега ручья. «Еще красивое». Она притронулась к цветку, потом наклонила голову, вдыхая аромат. «Пахнет сладко».
Она улыбнулась, ухватила цветок за стебель под бутоном и вроде бы собралась сорвать. Потом нахмурилась, задумалась, оглянулась и в конце концов опустила руки. Прежде чем пойти дальше, она легонько погладила бутон. «Пока».
Ручей исчез в отверстии на травянистом склоне. Тропинка переходила в ступеньки, серпантином ведущие вверх. Она заглянула в темень туннеля. «Черное. Запах… сырости». Потом направилась по ступенькам на вершину склона и увидела там тропинку пошире, петляющую между высоких кустов и низких деревьев.
«Хруст хруст. Ага, гравий. Ноги. У-у у-у у-у. Иду по зеленому. Боли нет… Лучше».
Вдалеке за высоким хребтом виднелась башня.
«Здание».
Потом она увидела что-то такое, что заставило ее остановиться; она смотрела какое-то время, не отводя взгляда; кусты, выстриженные в форме огромного квадратного замка с четырьмя квадратными башнями, зубцами, подъемным мостом, сложенным из голых, переплетенных стволов деревьев, и рвом, где видны серебролистые растения.
Она встала у края этого лжерва, посмотрела на неспокойную серебристую поверхность, потом перевела взгляд на стены замка, в которых тихонько шуршал ветер. Она покачала головой. «Нет воды. Здание? Не здание».
Она пожала плечами, повернулась и пошла дальше, продолжая покачивать головой. Еще минута ходьбы вдоль травянистого края длинной аллеи, и она оказалась между рядами огромных голов, взирающих друг на друга через гравиевую дорожку.
Каждая из этих голов была в два-три раза выше ее и была образована несколькими различными кустарниками и другими видами растений, которые давали светлые и темные тона, ровную или морщинистую кожу и всевозможные цвета волос. Губы были из листьев пыльно-розового цвета, белки глаз – растение, которое использовалось для имитации воды во рву, окружающем кустарниковый замок позади, глазная радужка получала свой цвет от пучков крохотных цветов нужного оттенка.
Она остановилась и какое-то время изучала первое лицо, потом улыбнулась. Она двинулась в направлении башни вдалеке и остановилась, только когда одна из голов начала говорить.
– … говорит, что можно не беспокоиться, и я думаю, он прав. Мы же, в конце концов, не какие-нибудь первобытные. То есть я хочу сказать, что это всего лишь пыль. Всего лишь большое пылевое облако. И еще один ледниковый период – это вовсе не конец света. Энергия у нас будет. Под землей находятся уже целые города, в каждом есть свет и тепло, и постоянно строятся новые. У них там парки, озера, неплохая архитектура и никакого недостатка в удобствах. Возможно, за время Вторжения мир изменится, а когда оно закончится, несомненно станет совсем другим. Многие виды и артефакты придется сохранять искусственно, а ледники повлияют на географию планеты, но мы выживем. Даже если все пойдет по худшему сценарию, мы можем погрузиться в анабиоз и проснуться на вычищенной, выдраенной планете и встретить яркую свежую весну! Неужели это так ужасно?
Она стояла, понимая только половину слов, с разинутым ртом. До этого она была уверена, что головы ненастоящие. Они были искусственные, как и замок. Но эта вот, оказывается, могла говорить голосом более низким, чем у нее самой. Она спрашивала себя, надо ли что-то ответить, но решила, что голова обращается не к ней. Потом голова заговорила другим голосом, ближе к ее собственному:
– Если все так, как ты говоришь, то ничего ужасного. Но я слышала, что все может обернуться гораздо хуже. Говорят, что мир замерзнет, что все океаны затвердеют, что интенсивность солнечного света уменьшится до лунного и все это продлится тысячу лет. Другие говорят, что солнце померкнет, а потом снова вспыхнет. Пыль вызовет солнечный взрыв, и вся жизнь на земле погибнет.
– Понимаешь, – сказал первый, более низкий голос, – некоторые говорят, что мы замерзнем, а другие утверждают, что зажаримся. А истина, как всегда, лежит посредине между крайностями, а в результате, возможно, вообще ничего не изменится и все останется почти как есть, а так оно чаще всего и происходит. Я остаюсь при своем мнении.
Она решила, что должна что-нибудь сказать.