Некоторое время наибольшее недоумение вызывал географический аспект жизни на орбиталище: горы, утесы, пропасти, пики, камнепады и каменные поля. Все это не возникло само по себе, а было спроектировано и изготовлено из отходов, найденных в данной планетной системе: этот факт лишь усиливал изумление. Она бродила по высоким горам, училась кататься на лыжах, участвовала в спортивных играх, обнаружив, что ей даже нравится быть частью команды. Она почему-то не ожидала этого.
Она стала обзаводиться друзьями и любовниками, когда уверилась в том, что ее новая коренастая фигура вовсе не уродлива. Не каждый сексуальный контакт был удовлетворительным даже, так сказать, в механическом плане — ведь существовало великое разнообразие телесных форм. Она решила наделить свою матку повышенной чувствительностью, желая сразу быть предупрежденной в том очень маловероятном случае, если любовник будет совместим с нею по виду и возникнет риск зачатия. Она спрашивала себя, не обман ли это, — но ни разу не забеременела.
Она играла собственными снами и участвовала в общих снах, грандиозных играх без специального антуража — только особые подушки или ночные чепцы, открывавшие доступ в эту странную субреальность. Она поняла, что спит гораздо дольше, чем многие из ее новых друзей, лишаясь тем самым части возможностей, и попросила еще об одной коррекции. Затруднение разрешилось чудесным образом: несколько часов глубокого сна в каждую из этих точно отмеренных и всегда одинаковых ночей — а затем ежеутренняя свежесть и бодрость.
Она принимала участие и в других полугаллюцинаторных опытах, которые напоминали игру, но, насколько ей было известно, в то же время являлись уроками и оценками. Ее пребывавшее в полном сознании «я» погружалось в ту или иную реальность, иногда основанную на действительно случившихся событиях, а иногда столь же искусственную, как и головокружительный ландшафт орбиталища. Из некоторых погружений она выныривала в расстройстве, узнав о том, какие страдания люди (пангуманоиды и им подобные, но все равно — люди) могут причинять друг другу. Мораль, однако, состояла в том, что подобные ужасы есть недуг, который лечится, хотя бы частично. Культура была больницей, если не медицинской службой, Контакт — врачом, ОО — анестезией и лекарством, а порой и скальпелем.
Почти единственной стороной ее новой жизни, к которой она приспособилась без малейших осложнений, было полное отсутствие денег. Она ведь родилась принцессой, а потому такое положение дел оказалось для нее привычным.
Некоторые из ее друзей входили в состояния, которые она не могла с ними разделять. Поколебавшись, она попросила еще об одной коррекции; железы, о которых она даже не подозревала, изменились за несколько десятков дней, и в ее голове возник целый наркокомплекс с изрядным набором химикалий в микроскопических количествах. Теперь она могла впрыскивать в кровь и мозг любые смеси по своему усмотрению.
Это было занятно.
Для сарлов — по крайней мере, на Восьмом — у любого наркотика был как минимум один нежелательный и неприятный побочный эффект. А здесь — ничего. Ты получал что хотел, и все. Она терзалась сомнениями — разве такое возможно без отрицательных последствий? Автономник Турында Ксасс, больше не нужный, отправился нянчить кого-то другого. Его заменил терминал — колечко на пальце, открывавшее доступ к галактабазе данных.
Она принялась собирать разные коррекции и терапии, как собирают драгоценности, и даже попросила об аннулировании двух-трех уже сделанных — просто из желания убедиться, что процесс полностью обратим. В голосе ее нового наставника (он появлялся довольно редко, но почему-то казался главнее всех остальных) — кустоподобного существа, некогда — человека по имени Батра, слышалась насмешка, когда он(о) сообщил(о), что она похожа на подозрительного ребенка. Насмешка, но в то же время и одобрение. Видимо, она должна была чувствовать себя польщенной, но ее больше занимало слово «ребенок» — нет ли в нем скрытого оскорбления?
Люди менялись, уезжали, отношения заканчивались. Она спросила одну из своих наставниц о том, как меняют пол с женского на мужской. Еще одна процедура. Через год она чуть подросла, поплотнела, волосы стали расти в необычных местах, а между ног вместо щели появился отросток. Несколько ночей она просыпалась в холодном поту, в ужасе от происходящего, и недоуменно ощупывала себя: вдруг все это изощренная шутка и из нее сознательно делают урода — просто ради забавы? Но она часто встречала людей, которые испытали то же самое (непосредственно или с помощью экранов и симуляторов), к тому же у нее хватало архивных материалов, которые все объясняли и успокаивали.
В ходе этих перемен у нее были два-три кратковременных любовника; потом, став мужчиной, она тоже занималась любовью, в основном с женщинами. Так оно и было на самом деле: ты становился более искушенным, более внимательным в любви, когда узнавал ощущения обеих сторон. Он встал однажды утром после утомительной ночи с небольшой компанией старых друзей и случайных знакомых; яркое солнце нового дня ослепило его, когда он вышел на широкий балкон, увидев сверкающее море и вдали — громаду столбообразной горы, так похожую на одну из башен. И тогда он своим смехом разбудил всех.
Он так никогда и не понял, почему решил вернуться в прежнее состояние. Довольно долго он собирался посетить Сурсамен в мужском обличье — посмотреть, что они скажут теперь. Помимо всего прочего, при дворе было две-три дамы, которым он всегда симпатизировал, а теперь к этому чувству примешались новые. К тому времени он уже знал, что его брат Элим убит и теперь он — старший из детей короля, то есть следующий король... если посмотреть под определенным углом. Он может со временем вернуться и предъявить свои права на трон. К тому времени с помощью новых коррекций он освоит боевые искусства, превзойдя всех воинов, когда-либо живших на Восьмом. Он будет неудержим. Он сможет при желании захватить трон. Вот умора! Да, любопытно было бы посмотреть на кое-какие лица!
Однако он решил, что это в лучшем случае жестоко, а в худшем — получится нечто среднее между мелодрамой и кровавой трагедией. И потом, титул короля сарлов больше не казался ему пределом мечтаний — ни в коей мере.
Он изменил пол, снова став женщиной. Но урок — искушенность в любви — был выучен.
Она приняла полное имя. В королевстве отца ее звали Джан Серий Хауск’а йун Зукл йун Дич, что в переводе означало «Джан, дочь принца-консорта Хауска из Пурла на Восьмом уровне». Теперь, считая себя гражданином Культуры, пусть родившимся и выросшим в другом месте, она приняла имя Мезерефин-Сурсамен/VIIIса Джан Серий Анаплиан дам Пурл.
Марейн, этот совершенный мета-язык Культуры, использовал порядковое числительное для обозначения уровня пустотела. «Анаплиан» было данью матери, которую звали Анаплиа. Слово «Серий» («воспитанная, чтобы стать достойной невестой принца») она сохранила ради шутки. Она выразила свое разочарование из-за того, что в Культуре не было традиции отмечать принятие полного имени. Ее друзья и коллеги изобрели для нее специальное празднество.
Она прошла еще несколько коррекций и теперь могла управлять почти всеми функциями своего тела и разума. Теперь она старела очень медленно, а могла и вообще не стареть. Теперь у нее был иммунитет ко всем естественным болезням этого или любого другого мира, и даже утрата руки или ноги становилась лишь временным неудобством — отрастить новую. Теперь у нее был полный набор наркотических желез со всеми вытекающими преимуществами и обязанностями. Теперь все ее органы восприятия стали более чувствительными (например, обострилось зрение, начавшее воспринимать инфракрасные и ультрафиолетовые волны). Она могла даже улавливать радиоволны и связываться с машинами напрямую посредством особого приспособления — неврального кружева, которое оплело ее мозг и проросло в нем наподобие тончайшей трехмерной сети. Теперь она могла отключать болевые ощущения и усталость (хотя тело все равно с презрением отвергало и то и другое), нервы стали больше похожи на провода — импульсы шли по ним гораздо быстрее. Кости упрочнились благодаря углеродным нитям, а мышцы претерпели крохотные химические и механические изменения, сделавшие их более выносливыми и сильными. Все важные внутренние органы стали более эффективными, гибкими и приспособляемыми, хотя многие уменьшились в размерах.