Материя - читать онлайн книгу. Автор: Иэн Бэнкс cтр.№ 33

— Нет, я не желаю обсуждать это, — сказал Орамен. — Меня больше волнует репутация отца.

— Должно быть, его мучили сильная боль и отчаяние, ваше высочество. В таких случаях люди не могут отвечать за свои поступки. Они становятся сами не свои и говорят такие слова, каких обычно никогда бы не сказали. Даже самые отважные люди. Смерть не всегда бывает назидательной. Повторяю, ваше высочество, лучше в этом не копаться.

— Вы хотите сказать, что отец умер совсем не так, как жил? Он счел бы это тяжелым обвинением.

— Нет, ваше высочество, я этого не говорю. И в тот момент, когда он умер, меня рядом не было. — Уэрребер помолчал, словно не зная, как точнее выразиться. — Ваш отец был храбрейшим из всех, кого я знал. Не представляю, чтобы он не проявил стойкости перед лицом смерти, как делал не раз, смотря ей в глаза. Но он был не из тех, кого сильно влекло прошлое. Даже совершив ошибку, он извлекал из нее урок, а потом забывал о ней. Мы должны поступать так, как поступил бы он, и смотреть в будущее. А теперь, ваше высочество, прошу прощения, но меня ждут в штабе. Планирование операции еще далеко не закончено.

— Конечно, Уэрребер, — сказал Орамен, прикладываясь к бокалу. — Я не хотел задерживать вас или без надобности растравлять какие-то раны.

— Да, ваше высочество. — Фельдмаршал поклонился и вышел.

* * *

Орамен счел себя в какой-то мере избранным — ему столько удалось извлечь из Уэрребера, слывшего молчуном. Этого совсем нельзя было сказать об экзалтине Часке — следующем, к кому обратился принц, желая знать все обстоятельства смерти отца. Экзалтин был округл телом и лицом, а в темно-красных одеяниях казался еще толще. Он разразился длинной историей о своем присутствии при последних минутах короля, сводившейся к тому, что его, Часковы, глаза были полны слез, а в ушах стоял единогласный скорбный плач, так что ничего толком он, Часк, не запомнил.

— А как продвигаются ваши занятия, юный принц? — спросил экзалтин так, словно возвращался к более важной теме. — Продолжаете пить из источника знаний? Да?

Орамен улыбнулся. Он привык к тому, что взрослые спрашивают о его любимых школьных предметах, когда не могут придумать ничего другого или хотят уйти от неприятного разговора. А потому он отделался общими словами и удалился.

* * *

— Говорят, что мертвые смотрят на нас из зеркал. Это правда, Джильюс?

Королевский врач повернулся с испуганным лицом, потом споткнулся и чуть не упал.

— Ваш... да, принц Орамен.

Доктор был маленьким человечком и обычно выглядел напряженным и нервным на вид. Но сейчас его словно переполняли бодрость и энергия. Кроме того, он непрерывно покачивался и смотрел стеклянным взглядом, отчего казался выпившим. Перед тем как Орамен подошел к нему, он смотрел на свое отражение в одном из зеркал, которые покрывали половину стен зала. Орамен искал доктора, пробираясь сквозь толпу, принимая выражения сочувствия, не скупясь на подобающие случаю комплименты и стараясь казаться — и быть — исполненным скорби, мужества, спокойствия и достоинства одновременно.

— Вы видели моего отца, Джильюс? — спросил Орамен, кивая на зеркало. — Он там был? Смотрел на нас?

— Что, что такое? — спросил маленький доктор. От него пахло вином и какой-то едой. Наконец он словно возвратился к реальности, повернулся, снова покачнувшись, и заглянул в высокое зеркало. — Что? Мертвые? Нет, я никого не видел. Честное слово, никого, мой принц.

— Видимо, смерть моего отца сильно повлияла на вас, мой добрый доктор.

— Разве могло быть иначе? — спросил Джильюс. Его докторская шапочка сползла на ухо и на лоб, чуть ли не закрыв правый глаз. Из-под шапочки торчали клочки седых волос. Доктор заглянул в свой бокал, почти пустой. — Разве могло быть иначе?

— Я рад, что нашел вас, Джильюс, — сказал Орамен. — Я хочу поговорить с вами с того самого дня, как был убит отец.

Доктор закрыл один глаз и, прищурившись, посмотрел на него.

— Да? — произнес он.

Орамен с детских лет видел вокруг себя пьяных. Вообще-то пьянство было ему не по душе (вряд ли стоило упорно добиваться головокружения вместе с тошнотой), но ему нравилось сидеть в одной компании с выпившими — он уже знал, что в этом состоянии люди нередко выдают свою тщательно скрываемую сущность, выбалтывают разные сведения или слухи, чего не стали бы делать так поспешно в трезвом виде. Он подумал, что нашел Джильюса слишком поздно — тот уже успел порядком набраться, — но все равно решил попробовать.

— Вы были с моим отцом, когда он умирал, несомненно.

— Это была несомненная смерть, вы правы, ваше высочество. — Доктор зачем-то попытался улыбнуться. Но скоро улыбка исчезла, сменилась выражением отчаяния. Потом он уронил голову, так что лица уже не было видно, и принялся бормотать примерно следующее: — Что, почему несомненная? Какая еще несомненная? Джильюс, ты идиот...

— Доктор, я хочу знать о последних минутах отца. Для меня это важно. Я чувствую, что не обрету покоя, пока не узнаю. Пожалуйста... вы можете припомнить?

— Покой? — сказал Джильюс. — Что за покой? Что за покой тут может быть? Покой... покой — это благо. Обновляет организм, расслабляет нервы, восстанавливает мышцы, позволяет снять механическое напряжение с главных органов. Да, это покой, и мы можем стремиться к нему. Смерть — это не покой, нет, смерть — это конец покоя. Смерть — это гниение и разложение, а не укрепление! Не говорите мне о покое! Какой тут может быть покой? Скажите мне? Где покой, когда наш король в могиле? Для кого? А? Я так не думал!

Орамен отступил от разбушевавшегося доктора. Можно было лишь догадываться о силе чувств несчастного. Как он, должно быть, любил короля! Как отчаянно переживал его потерю — тем более что оказался не в силах его спасти! Два главных ассистента доктора подошли к нему и подхватили под руки с обеих сторон. Один взял у Джильюса бокал и сунул в карман. Второй взглянул на Орамена, нервно улыбнулся, пожал плечами и пробормотал некое извинение, в конце которого стояло «ваше высочество».

— Что? — вопросил Джильюс. Голова его моталась туда-сюда, словно на сломанной шее, зрачки вращались: доктор пытался разглядеть, кто поддерживает его. — Мои могильщики? Уже? Чтобы я предстал перед судом коллег? Обвинение перед тенями умерших врачей прошлого? Бросьте меня в зеркало. Дайте мне отразить... — Доктор закинул назад голову и завыл: — О, мой король, мой король!

Рыдая, он обмяк в руках ассистентов. Те уволокли его.

— Дорогой Орамен, — сказал тил Лоэсп, неожиданно возникнув рядом с принцем, и посмотрел вслед Джильюсу и его помощникам, — видимо, доктор слишком сильно утешался вином.

— Больше его ничто не утешит, — проговорил принц. — Я чувствую, что его горе превосходит мое.

— Есть уместная скорбь, а есть неуместная, вы так не думаете? — сказал тил Лоэсп, встав рядом с Ораменом.

Он возвышался над принцем, а его волосы в мерцании свечей отливали сединой. В темно-красных штанах и длинном фраке он казался не менее массивным, чем полностью облаченный в доспехи — тем вечером, когда привез тело короля с поля боя. Орамен уже устал быть вежливым.