— Дело вовсе не в их мотивах.
— А в чьих?
— За ними кто-то стоит.
— Их подстрекают к войне?
— Мне так кажется. Но я всего лишь телохранитель. Протектор окружен генералами, он теперь считает, что ему не требуется ни мое присутствие, ни мое мнение.
— А я благодарна тебе за компанию. Но у меня такое впечатление, что протектор ценит твои советы.
— Он их ценит, когда они совпадают с его точкой зрения.
— ДеВар, ты случайно не ревнуешь? — Она остановилась и повернулась к нему. Он заглянул ей в лицо, затененное, полускрытое капюшоном накидки и тонкой вуалью. Ее кожа будто светилась в темноте, как золотой клад в сумерках пещеры.
— Может, и ревную, — сказал он со смущенной улыбкой. — А может, в выполнении своих обязанностей снова вышел за очерченные для меня пределы.
— Как, например, в нашей игре?
— Как, например, в нашей игре.
Оба повернулись. Перрунд опять взяла его под руку, и они продолжили путь.
— И кто же, по-твоему, может стоять за мятежными баронами?
— Кизитц, Брейстер, Велфасс. Любой из них или все эти претенденты на императорский трон, вместе взятые. Кизитц будет при любом удобном случае строить козни. Брейстер предъявляет претензии на часть Ладенсиона и, возможно, предложит использовать свои войска в качестве третьей силы, которая встанет между баронской армией и нашей. Велфассу не дают покоя наши восточные провинции. Возможно, он намеренно провоцирует перемещение наших сил на запад. Фаросс хотел бы вернуть себе Заброшенные острова, и не исключено, что он использует ту же стратегию. И потом, есть еще Гаспидус.
— Гаспидус? — сказала она. — А я думала, что король Квиенс поддерживает УрЛейна.
— Возможно, и так — пока ему выгодно показывать всем, что он за УрЛейна. Но Гаспидус расположен за Ладенсионом. Квиенсу будет легче, чем кому-то еще, поставлять баронам оружие.
— И ты думаешь, что Квиенс может пойти против протектора только потому, что питает к нему вражду короля к узурпатору? Потому, что УрЛейн осмелился пролить королевскую кровь?
— Квиенс знал прежнего короля. Он и Беддун были дружны, насколько могут быть дружны два короля, так что в его враждебности может заключаться и что-то личное. Но даже если отвлечься от этого: Квиенс вовсе не глуп, и в настоящий момент ничто срочное его не отвлекает. У него есть масса времени, чтобы хорошенько обо всем поразмыслить, и достаточно ума, чтобы понять: если УрЛейн остается безнаказанным, то его, Квиенса, желание передать корону наследнику исполнить непросто.
— Но ведь у Квиенса пока еще, кажется, нет детей?
— Во всяком случае, таких, которым можно передать корону. И он еще не решил, кого взять в жены. Но даже если короля волнует лишь собственное правление, то и тогда никто не отнесет его к доброжелателям протектората.
— Вот беда! Я и не думала, что мы вот так, со всех сторон окружены врагами.
— К сожалению, так оно и есть, моя госпожа.
— Ну, вот мы и пришли.
В старом каменном здании на другой стороне кишащей народом улицы размещалась больница для бедных. Именно сюда и направлялась Перрунд с корзинкой, полной еды и лекарств.
— Мой прежний дом, — сказала она, глядя поверх людских голов.
Из-за угла показался небольшой отряд солдат в цветастой форме — впереди шел юный барабанщик, сзади скакала стайка мальчишек, а по сторонам брели плачущие женщины. Взгляды всех, кроме Перрунд, повернулись к ним. Она же продолжала смотреть через улицу, на старые грязные стены больницы.
ДеВар проследил за направлением ее взгляда.
— И ты с тех пор ни разу не была здесь?
— Не была. Хотя и поддерживала с ними связь. Я посылала им всякую мелочь, а теперь решила, что хорошо бы явиться сюда и самой. Ой, кто это такие?
Отряд проходил как раз мимо них. На солдатах была яркая красно-желтая форма и блестящие металлические шлемы. Каждый на плечах нес, держа ее чуть наискось, металлическую трубку с деревянным прикладом, возвышавшуюся над сверкающим шлемом.
— Мушкетеры, моя госпожа. И идут они под знаменем герцога Сималга.
— А это у них, значит, мушкеты. Я слышала о таком оружии.
ДеВар проводил отряд беспокойным, настороженным взглядом:
— УрЛейн не хочет держать их во дворце. Они могут быть полезны на войне.
Звук барабанного боя постепенно стих, и на улице снова воцарилась обычная торговая жизнь. В потоке карет и экипажей образовался разрыв, и ДеВар решил было воспользоваться этим и перейти на другую сторону к больнице. Но Перрунд задержалась на тротуаре. Она стояла, вцепившись в его руку, и разглядывала потемневшую от времени, украшенную резьбой каменную кладку древнего здания.
ДеВар откашлялся.
— Там остался кто-нибудь с твоих времен?
— Нынешняя старшая сестра тогда была сиделкой. С ней я переписывалась.
— И сколько времени ты здесь провела?
— Дней десять. Это было всего пять лет назад, а кажется, прошла целая вечность. — Она не могла оторвать глаз от здания.
ДеВар не знал, что сказать.
— Наверно, досталось тебе тогда.
Из того, что ему удалось выудить у Перрунд о прошлой ее жизни, ДаВар знал, что ее доставили сюда в страшном жару. Она и восемь ее сестер, братьев и двоюродных родственников бежали из района боевых действий — тогда был разгар войны за наследство, в ходе которой УрЛейн после падения империи установил свою власть в Тассасене. Они бежали с юга, где шли самые ожесточенные сражения, и направлялись в Круф вместе с немалой частью обитателей южных областей Тассасена. Перрунд родилась в семье коммерсантов в торговом городе, многие из них были убиты, когда армия короля выбила из города войска УрЛейна. Потом УрЛейн со своими людьми отвоевал город, но к тому времени Перрунд и ее оставшаяся в живых родня уже были на пути в столицу.
По пути все они заразились чумой, и в город смогли попасть только потому, что предложили немалую взятку стражникам. Те из них, кто еще держался на ногах, отогнали дорожный фургон к одному из старых королевских парков, где было разрешено останавливаться беженцам, и последние деньги были потрачены на врачей и лекарства. Большинство родственников Перрунд умерли от этой болезни. Ей повезло — нашлось место в больнице для бедных. Она была на волосок от смерти, но выжила. Затем отправилась искать родню, но поиски закончились у засыпанной известью ямы за городской стеной — там в то время ежедневно хоронили сотни людей.
Она подумывала о самоубийстве, но не решилась на этот шаг, и потом ей пришло в голову, что если уж Провидение не дало ей умереть от чумы, то, вероятно, ее смертный час еще не наступил. И кроме того, все чувствовали, что худшее уже позади. Война закончилась, чума стихла, и в Круфе снова настал порядок, возвращавшийся понемногу и в остальные области.