Миссис Картер…
Моя дочь была абсолютно нормальным ребенком до того, как поступила в эту школу, а теперь посмотрите, что с ней стало, — кричала моя мать, — посмотрите, что с ней стало…
Но…
Она сбросила с меня одеяло и заставила подняться. И я проснулась, я почувствовала, что ноги у меня просыпаются. Она сказала — Элина?.. Ты же в полном порядке, верно?
Да.
Ты совершенно нормальная девочка и всегда была такой, — сказала мама, но, когда мы шли домой, она сказала — Никакая ты не нормальная, и я этого не потерплю. Ты все это делаешь назло мне. Ты отрываешь меня от работы, заставляешь мчаться в эту чертову школу, корчить из себя идиотку перед этими старыми уродинами…
Я заплакала.
Давай, давай, плачь и порти себе лицо, — сказала мама, — но когда придем домой, будь любезна все это объяснить мне.
Я сказала, что они собирались потушить свет, они говорили, что потушат свет…
Какой еще свет?
Чтобы напугать меня, потому что они знают, что я боюсь… они сказали… они сказали, что там, внизу, прячутся мальчики и…
Какие еще мальчики? Какой свет? Что ты там лопочешь?
Я боюсь подвала, и они всегда смеются надо мной, и…
Тогда зачем же ты прикинулась парализованной? Ты что, хочешь, чтобы люди думали, будто у тебя был полиомиелит? Я ведь могу и избавиться от тебя — дать объявление в газете и избавиться от тебя, я могу вернуть тебя твоему папочке — да вы, видно, оба сговорились, решили довести меня до ручки…
А я плакала. Я сказала — И тогда на ступеньке я… на ступеньке, пятой ступеньке снизу, я… я не смогла…
Да прекрати ты, я с ума сойду. Ни одному слову твоему я не верю.
Я же не хотела.
Да прекрати ты, — повторила она и зажала уши, примяв свои пушистые белые перышки. Когда мы поднялись в квартиру, она взяла мою фотографию, где я сижу в маскарадном костюме под елкой среди множества кукол, и сказала — Я помещу это в газету и скажу, что продается скверная девочка, задешево — за двадцать долларов! Да только слишком ты большая, тебя уже не продашь, никому не нужна взрослая идиотка… Если бы ты была маленькой, я бы еще могла подыскать тебе приемных родителей, а теперь уже поздно…
Она разорвала фотографию пополам.
Она сказала — Обожди, вот я расскажу ему все.
Ардис сорвала с головы шапочку из белых перышков и швырнула на пол. Она позвонила мистеру Карману в контору. Лицо у нее было суровое, и она не смотрела на Элину, продолжавшую плакать.
— Это так любезно с вашей стороны, что вы согласились сразу приехать, — сказала она. — У меня не жизнь, а сплошные неприятности… — Она повесила трубку и кинулась в спальню, по-прежнему не обращая внимания на Элину. Элина села на диван — на самый краешек. Через несколько минут мать снова появилась, волосы у нее были светлые-светлые, очень просто и элегантно подстриженные, и она застегивала белую атласную блузку. Она подошла к Элине, но словно и не видела ее. Закурила сигарету. Она тяжело, прерывисто дышала, выпрямив спину, неестественно выпятив грудь. На ней была юбка из плотной черной шерсти. Элина застенчиво смотрела на нее, но мать по — прежнему не смотрела на Элину.
Когда явился мистер Карман, Ардис взяла его под руку и сказала: — Хотя здесь никто не может нас подслушать, но все же пойдемте лучше в другую комнату. — И он с виноватым видом посмотрел на Элину, такой грустный, поникший, точно это он, а не Элина, так провинился.
Элина нерешительно, в замешательстве дернула носом. Но дверь в спальню закрылась.
Она ждала.
Когда ее мать и мистер Карман через некоторое время вышли, — Элине показалось, что прошла вечность, — Ардис плакала, и у мистера Кармана был такой вид, точно он плакал: лицо у него было торжественное, напряженное и красное. Он подошел к Элине.
— Элина, — сказал он, — мы с твоей мамой наконец приняли несколько жизненно важных решений. Наконец-то твоя мама согласилась послушаться меня, и мы все-таки урвем немного счастья в этот мрачный период нашей жизни… — Элина очень старалась его понять, ничего не пропустить, она поглядывала то на мистера Кармана, то на мать, но Ардис смотрела в окно. А мистер Карман что-то говорил насчет упорядоченной жизни, насчет брака, насчет того, чтобы жить одной семьей, и Элина в ужасе слушала его, она услышала, как он сказал: — …но моя религия запрещает мне иметь столь естественное желание… моя жена… все это слишком сложно, чтобы ребенок мог понять… но трагедия не такая уж большая, коль скоро нормальную семейную жизнь можно наладить и без семейных уз… нормальную размеренную жизнь, которая так тебе нужна, но которой ты была лишена в силу обстоятельств… Элина… и вот теперь…
Она слушала. Она смотрела вверх на него и моргала, — смотрела в его раскрасневшееся толстое лицо, чувствовала запах его одежды и пыл его любви. А он говорил о клинике в Чикаго: — …самой лучшей в стране… и я уже повсюду навел справки, потому что никаких денег мне не жаль… Элина, дорогая моя, ты и твоя мама будете носить мою фамилию, твоя мама законным путем переменит свою фамилию на мою… это будет совсем как брак, ты станешь моей дочкой… Твоя мама наконец согласилась, Элина. Вы поедете в Чикаго, а я скоро присоединюсь к вам, и мы заживем все вместе, Элина, в своем доме… в настоящем доме… и тобой займутся лучшие врачи, каких только можно найти…
Теперь Ардис уже наблюдала за ними. Она стояла, скрестив руки, у окна; ее белая атласная блузка сверкала.
— Ты этому рада, Элина? Ты, наконец, рада?.. — спросил мистер Карман.
Ардис подошла к дивану, опустилась на колени подле Элины и обвила ее руками. С минуту она молчала. Элина слышала, как бьется у нее сердце. Затем Ардис сказала с радостным смешком, словно с души у нее свалился камень: — О, моя крошка! Чьей это любимой крошке перестанут теперь сниться скверные сны? У кого это будет теперь настоящий папа, настоящий папа и настоящий дом? И лучшая на свете школа, так что ты никогда больше не будешь заикаться и не будешь бояться темноты, и мы переедем в настоящий дом, Элина, и мистер Карман через неделю присоединится к нам…
— Через неделю — это слишком скоро, — рассмеялся мистер Карман, — мне-то хотелось бы, чтоб это было через неделю… но… скоро, очень скоро мы будем вместе.
Личико Элины расплылось в улыбке.
Ардис восторженно рассмеялась. Она стиснула Элину и попыталась приподнять с дивана, но Элина была слишком тяжелая.
А Элина смотрела то на мать, то на мистера Кармана, то снова на мать и видела, что все изменилось, все стало другим; она заулыбалась, заулыбалась, и мама тоже улыбалась и снова стала красавицей. Все изменилось.
— Я хочу переменить фамилию на вашу, — пылко объявила Ардис мистеру Карману. — Да. Это не просто жест. Я хочу, чтобы у нас с Элиной была ваша фамилия, да. А потом, со временем, я хочу стать вашей женой, я хочу принадлежать вам.