Делай со мной что захочешь - читать онлайн книгу. Автор: Джойс Кэрол Оутс cтр.№ 167

3. Погода менялась очень медленно, вяло. Элина даже забыла, какие бывают май и июнь: здесь по-прежнему было холодно, каждое утро шел дождь, а иной раз и целый день. Но ей нравилась саднящая монотонность ветра, звук дождя, барабанящего по окнам, неприветливый океан. Когда дни потеплели и ветер заметно поутих, она стала гулять вдоль берега, но лето вызывало у нее чуть ли не раздражение — обычное доброе время года, предсказуемое. А Элине казалось, что лето начнет медленно заполнять влажным жаром вселенную, постепенно накаляясь до предела, однако не в силах разрядиться, и что от этого она сойдет с ума…

Одна — она была в безопасности. Но в присутствии мужа она чувствовала, как между ними возникала напряженность, надо было постоянно быть начеку, настороже. Веки у нее невольно начинали дергаться, когда он заговаривал с нею; она медлила, ей не хотелось поворачиваться и смотреть на него, и, однако же, она должна была смотреть на него… она была очень вежлива, изысканно вежлива… даже во время болезни была вежлива, извинялась, когда на нее накатывало и она впадала в ступор, или в слезы, или в депрессию. Казалось бы, совсем не трудно заверить его: «Да, я здесь счастлива. Да, я забываю». Но почему-то это было трудно. А когда он склонялся над нею, целуя ее тело, казавшееся таким длинным, бесконечно длинным, убийственно длинным, ее обнаженную кожу, она еле сдерживалась, чтобы лежать спокойно, и, однако же, должна была лежать, ждать.

Что-то с ней произошло: она больше не могла спать, не могла погрузиться в покой. Не могла не думать о муже.

А это значило, что она — не могла уйти от него в себя, уйти от его влажного, такого знакомого и страшного прикосновения, от прикосновения к ней, от его близости. Его бесконечной близости, близости его души! Она не могла от него избавиться. Не могла отгородиться от него. Все было распахнуто, обнажено, готово к восприятию. Сознание причиняло ей боль, оно грохотало, как океан, где вздымаются волны, кричат птицы, — такое нельзя себе представить, с этим нельзя совладать.

Она говорила ему:

— Я не знаю, что со мной.

А он гладил ее, успокаивал. Он был терпелив, как молодожен. Он прощал ей и ласкою старался добиться, чтоб и она простила себя. Лицо его исполосовали морщины, оно постарело, стало лицом очень доброго человека.

— Я понимаю, — говорил он, чтобы успокоить ее.

Да нет же, думала она, — нет, он не понимает.

Тело ее было словно сплетено из тысяч натянутых, напряженных, воспаленных нервов, открытых воздуху, испытующему взгляду мужа, его безобидным, но повергавшим в ужас ласкам. Он любил ее. Она тоже его любила, но тело ее закрывалось перед ним, упорно и накрепко. Оно всегда закрывалось, становилось сухим, напряженным, недобрым, изворотливым. И тут у нее начали появляться панические мысли: «Это меня убьет». Она заставляла себя обнимать его, крепко прижимать к себе, старалась подавить свое сознание, но это ей не удавалось — наоборот, ощущения приобретали все большую четкость, в ней росла растерянность, глаза ее были открыты и смотрели прямо перед собой, в никуда, в собственное ее будущее. Это убьет меня… он убьет меня…

Он спал — но она его не видела. Грузно лежал рядом — но она его не видела. Она слушала, как он дышит. Кожа по всему ее телу восставала, покрываясь пупырышками возмущения. Она отвергла его и отвергнет снова; она беспомощно оглядела свое тело, понимая, что не может уйти от него — даже в сон. Она не в состоянии была расслабиться, даже когда он засыпал. Она уже и не помнила, как расслаблялась в прошлом.

Она лежала без сна.

Она понимала, что в мире ничто не спит — не спит вся вселенная; тут уж ничего не поделаешь.

Всей кожей она противилась ему — неподатливая, скучная, жесткая, на нее накатывал озноб, словно она стояла на ветру, а внутри она чувствовала учащенную пульсацию, что — то нудно, злобно билось, все мускулы болели. И ничто не способно это разрядить. Ей было ненавистно это напряжение, это требование плоти, а удовлетворить его она не могла, никак. Она не могла плакать. Даже лицо у нее было жаркое, сухое и замкнутое. Она губила мужа, но плакать не могла.

Однажды он сказал:

— Мне кажется, что у тебя жар, Элина. Ты что — заболела?

— Нет. Я не знаю. Не знаю, — сказала она.

Она любила этого человека как нечто неотделимое от своей жизни — как своего мужа. Она была обязана ему, принадлежала ему духовно, и, однако же, физически он неизменно вызывал у нее удивление, чуть ли не отвращение даже самыми невинными своими жестами, тем, как он касался ее — в ходе разговора, беседы. Она сразу вся напрягалась, она чувствовала, как опасно близка она к тому, чтобы с отвращением отодвинуться от него. Что между нами теперь общего? Что?..

Брак? Муж?

Она любила его за долготерпение, за его бесконечную занятость и за сложность его жизни, которой она не понимала; она любила его за то, что он существует, за самый факт его существования. Когда звонил телефон и он отвечал… это казалось чудом, событием в безликой, сонной жизни дома, которое она, Элина, никогда не могла бы породить. И, однако же, ей трудно было проявить к этому интерес. Несколько раз в неделю Марвин улетал в Нью — Йорк — иногда только на вторую половину дня, — чтобы побеседовать со своими коллегами, или клиентами, или с юристами, занимавшимися его собственными налоговыми проблемами: он выиграл процесс в налоговом суде, но через несколько дней Управление внутренних доходов поставило под сомнение, правильно ли он заплатил налог с части заработков в 1970 году, и дело потребовало такого количества определений, состоящих из стольких слов и фраз, что работающим на него специалистам по налогообложению пришлось нанять целую команду из пяти человек, знатоков в этой конкретной области налогового закона. Он старается, сказал Марвин Элине, свести к минимуму свою работу дома: он хочет быть с нею, хочет помочь ей пройти этот тяжелый период в ее жизни.

Страница