Стеклодувы - читать онлайн книгу. Автор: Дафна дю Морье cтр.№ 70

Новое Собрание – Национальный Конвент – собралось в первый раз двадцать первого сентября. На стекловарне в Шен-Бидо мы повесили трехцветное знамя, а наши рабочие в форме Национальной гвардии пели новую песню-марш, которая пришла на смену «Ça ira», она называлась «Марсельеза».

В тот вечер за ужином в господском доме мы с Франсуа и Мишелем достали драгоценные бокалы – точное повторение того, который был сделан двадцать лет тому назад для Людовика XV в шато Ла-Пьер, и выпили за новую республику.

«Национальный Конвент объявляет Луи Капета, последнего короля Франции, виновным в заговоре против свободы нации и в попытке нанести урон благополучию и безопасности государства.

Национальный Конвент приговаривает Луи Капета к смертной казни».

В январе девяносто третьего года не было ни одного дома во всей стране, где не обсуждали бы это событие, либо защищая короля, либо, наоборот, осуждая его. Робеспьер сформулировал этот вопрос со свойственной ему ясностью, заявив в одном из своих выступлений в Конвенте в декабре этого года: «Если король невиновен, значит, виновны те, кто лишил его трона».

Двух мнений здесь быть не могло. Либо то, что король был свергнут с престола за оказание помощи иностранным державам против своей собственной страны, было верно, либо это было неверно. Если верно, значит, монарх виновен в измене и должен понести наказание. А если неверно, то нужно распустить Национальный Конвент, извиниться перед королем и капитулировать перед противником.

– Против логики Робеспьера спорить невозможно, – говорил мой брат Пьер. – Конвент должен либо обвинить короля, либо признать виновным себя. Если король будет оправдан, это равносильно признанию, что не следовало провозглашать республику и что нужно сложить оружие перед Пруссией и Австрией.

– Да п-при чем тут логика? – отозвался Мишель. – Людовик предатель, это и без того известно. Стоит Конвенту п-проявить хоть малейшую слабость, и все аристократы, все священники начнут радостно потирать руки. Всех их надо отправить на гильотину, всех до единого.

– А почему нельзя просто выслать королевскую фамилию из Франции? – спросила я.

Оба моих брата дружно застонали, к ним присоединился и Франсуа.

– Выслать?! – воскликнул Пьер. – И допустить, чтобы они использовали свое влияние для получения помощи? Представь себе, например, что королева находится в Австрии! Нет, пожизненное заключение, вот что нужно. Это единственно возможное решение.

Мишель сделал выразительный жест, направив большой палец в землю.

– На этот вопрос может быть только один ответ, – сказал он. – До тех пор пока эти люди, и прежде всего эта женщина, живут на свете, они являются угрозой безопасности.

Однако оказалось, что, когда решение суда – не в пользу короля – было наконец принято и двадцать первого января его казнили, неприятности начались у нас самих.

Власти департамента Голль образовали следственную комиссию по расследованию первичных выборов и той роли, которую играли в этом мои мужчины. По-видимому, мэр Голля, а также другие официальные лица направили жалобу министру внутренних дел мсье Ролану, который и распорядился провести расследование. Меня не удивило, что целый ряд жителей Голля, а также граждане из других приходов выступили свидетелями обвинения.

Разбирательство состоялось двадцать второго и двадцать третьего января (сразу после казни короля). Вполне возможно, что представители наших властей в Луар-и-Шер питали тайное сочувствие к падшему королю, но, во всяком случае, они решительно протестовали против произвола и насилия, и Мишеля с Франсуа подвергли суровому осуждению.

«Суд признал, что господа Бюссон-Шалуар и Дюваль, отстранив в августе прошлого года бывших аристократов и представителей духовенства от первичных выборов, действовали вопреки закону; что в своих действиях по отношению к председателю собрания они превысили свои полномочия; что рабочие со стекловарни в Шен-Бидо угрожали уважаемым гражданам; что наблюдалось нарушение общественного порядка и что в глазах закона и справедливости подобное поведение следует считать предосудительным, и господа Бюссон-Шалуар и Дюваль должны предстать перед трибуналом и понести наказание, предусмотренное для лиц, виновных в нарушении общественного порядка».

Таков был приговор, и понадобилось все влияние моего деверя, для того чтобы спасти Мишеля и Франсуа от тюремного заключения. А так им пришлось уплатить весьма чувствительный штраф, и, кроме того, Мишель лишился своего положения в Национальной гвардии, где он был генералом-адъютантом нашего округа. Этот инцидент отнюдь не преуменьшил его патриотизма, напротив, брат сделался еще большим фанатиком, чем прежде.

В течение всего девяносто третьего года мы постоянно читали нашу газету «L'Ami du Peuple», узнавая из нее о передвижениях внутри Конвента; министры, подобные Ролану (это тот самый, который назначил расследование, направленное против Мишеля и Франсуа), ослабили контроль, в результате чего цены на зерно снова подскочили, несмотря на противодействие Робеспьера и его сторонников-якобинцев, которые предостерегали против опасности инфляции, и понадобилось все влияние Пьера, чтобы Мишель не отправился в Париж и не связал свою судьбу с тамошними экстремистами.

В течение февраля и марта в Париже непрерывно возникали бунты: люди возмущались высокими ценами на сахар, мыло и свечи.

Журналист Марат, рупор всех недовольных, выступил с очередным предложением: единственный способ снизить цены – это повесить пару-другую бакалейщиков перед дверями их лавок.

– Он прав, черт возьми, – одобрил мой младший брат. – Н-не понимаю, почему парижане не восстанут и н-не сделают этого ч-человека диктатором.

Конечно же, нашу республику, за которую мы с такой надеждой поднимали тосты в сентябре, осаждали враги, они были повсюду – и вне ее, за границей, и внутри, в самом сердце.

После февраля я оставила всякую надежду узнать что-либо о Робере. Конвент объявил войну Англии и Голландии, и Робер, если он все еще находился в Лондоне, был теперь не только эмигрантом, но, вполне возможно, вел активную деятельность против собственной страны. Если это так, то он был не меньшим предателем, чем те тысячи наших соотечественников, которые в момент смертельной опасности для республики со стороны вражеских армий нашли возможным поднять восстание на западе, обрекая нас всех на ужасы гражданской войны.

Инициатором восстания было духовенство. Обозленные потерей привилегий, которыми они пользовались на протяжении многих столетий, – конфискацией земель и прочей собственности, – представители духовного сословия все эти месяцы обрабатывали крестьян, ловко играя на их суевериях и предрассудках. Крестьяне, инертные по природе, вообще не любят перемен. Они всегда с подозрением относились к декретам, выпускаемым Конвентом. Больше всего они боялись мобилизации, которая была объявлена в последнюю неделю февраля и согласно которой в армию призывались все здоровые неженатые мужчины в возрасте от восемнадцати до сорока лет, не занятые на жизненно важных участках работы.