— Амиот, — сказала Мэри, когда он помогал ей завязывать корзину, — не очень-то вежливо с твоей стороны подтрунивать над мистером Трежантилем.
Амиот посмотрел на нее с изумлением.
— Я над ним подтрунивал? — повторил он. — Если так и вышло, то я сделал это ненамеренно, и мне очень жаль.
Они закончили сборы в молчании. Было очень тихо; это была не такая тишина, подумалось Мэри, как в лесах у нее дома или на берегу реки. Здесь, высоко на холме, казалось, что она, и Амиот, и мистер Трежантиль, и Джонни вторглись на какую-то запретную территорию. Эти большие валы выглядели предательски, а круглая площадка походила из-за них на тюрьму. Она подумала, что не может быть ничего страшнее, чем вывихнуть ногу и лежать здесь в одиночестве, глядя на небо.
— Интересно, что за люди здесь жили? — обратилась она к Амиоту.
Он не ответил, и, взглянув на него, она увидела, что он снова бледен, как в карете, а глаза подернуты печалью.
— Это были грубые люди, — ответил он, — но все они — мои друзья, а самый мудрый и лучший — Динас, который принес меня сюда умирать. Вон там — мощеная дорожка, заросшая травой, под западными воротами, и она скакала верхом тем путем, когда Динас привел ее ко мне.
Потом он внезапно вскочил на ноги и помахал Джонни рукой:
— Иди сюда! Я буду оборонять крепость, а ты — штурмовать.
Значит, это все-таки игра, в которую они играют вдвоем, детские фантазии. Однако когда Мэри стояла, наблюдая за ними, ее без всяких видимых причин охватила тревога.
Вскоре они набегались и, смеясь и задыхаясь, упали на папоротник рядом с мистером Трежантилем. Бросив Джонни предостерегающий взгляд, Амиот почтительно попросил главу их экспедиции провести экскурсию по земляному укреплению.
Позже, после полудня, когда похолодало, мистер Трежантиль решил, что пора спускаться в долину и зайти в Тресаддерн-Фарм, где их ждали комнаты. Пройдя через западный вход, они начали спускаться по склону. Мэри, замыкавшая шествие, остановилась, чтобы дотронуться до травы. Амиот был прав: тут действительно когда-то была мощеная дорожка. Она нащупала камни.
В долине, под защитой группы деревьев, стоял уютный серый фермерский дом, где Мэри сразу же вспомнила все звуки и запахи, которые остались позади, в Лантиэне. Толстая свинья хрюкала в грязи, молодые индюки бегали по навозной куче, а широкобедрая миссис Полвил с улыбкой ждала их на пороге, чтобы поприветствовать. При виде гостей она низко присела в реверансе, заявив скрипучим голосом — так с ней бывало от волнения, — что для нее величайшая честь принимать под своей скромной крышей такого знатного джентльмена, как мистер Трежантиль, который привез сюда и свою чудесную семью, — ну разве самый старший сынок не копия отца?! Этот комплимент был явно неудачен, хотя и произнесен с наилучшими намерениями. Мистер Трежантиль, который был в то утро на ногах с семи часов, почувствовал раздражение.
— Вы заблуждаетесь, добрая женщина, — ответил он. — Эти мальчик и девочка — дети моего соседа, фермера, а это — его помощник, француз. А что это тут, телеграмма?
Миссис Полвил рассыпалась в извинениях и, делая реверанс при каждом слове, подала ему на серебряном подносе телеграмму от доктора Карфэкса.
— Есть еще и письмо, сэр, — сообщила она голосом, звенящим от волнения. — Должно быть, оно для иностранного джентльмена — для мистера Тристана, я думаю.
Она поспешно достала еще один поднос, и конверт, на котором четким почерком Линнет был написан адрес, с реверансом был передан изумленному Амиоту. Мистер Трежантиль, занятый телеграммой, повернулся к ним спиной. Джонни, позабыв о хороших манерах, уже направился в кухню. Амиот, бросив быстрый взгляд на конверт, сунул письмо в карман.
Мэри охватили мрачные предчувствия. «Это от миссис Льюворн, — подумала она. — Вот почему он не сказал ни слова». День, так чудесно начавшийся, был внезапно испорчен. Медленно, с тяжелым сердцем она поплелась в светлую гостиную.
ГЛАВА 26 Доктор Карфэкс выступает
Было сырое и туманное утро, когда в субботу доктор Карфэкс высадился на станции Рош в такое неуютное время, как половина восьмого. Он решил позавтракать в гостинице по соседству и разузнать, нельзя ли нанять экипаж, который довез бы его до Тресаддерна, в противном случае ему пришлось бы положиться лишь на свои собственные ноги. Такая перспектива его не очень страшила, так как ферма находилась всего в нескольких милях от станции, и если туман не сгустится и он не заблудится, то от прогулки у него даже прояснится в голове — он все еще не мог прийти в себя от рева паровоза, шипения пара и болтовни машиниста.
Поездка через долину Лаксилиэн, будь это летом, могла бы оказаться очень познавательной и даже приятной. Но топтаться на платформе Сент-Блейзи ранним утром, подняв воротник и сунув руки в карманы, а потом, с просьбой подвезти, рассказывать машинисту вымышленную историю о пациенте, которому срочно требуется помощь, маяться затем в кабине, где гуляют сквозняки и тебя то оглушает рев огня в топке и ослепляет вспышка, то чуть не сбивает с ног рывок паровоза, — нет, это вовсе не совпадало с представлением доктора Карфэкса о том, как наилучшим образом провести досуг. И тем не менее какое-то странное чувство, что он должен это сделать, которое возникло у него с той минуты, как он услышал, что Амиот Тристан участвует в экспедиции в Замок ан-Динас, а Линнет Льюворн тоже направляется в ту округу, заставило доктора покинуть свой дом ночью, по-воровски, и сесть на поезд. Ему еще не было до конца ясно, что именно он сделает, но одно было несомненно: нужно помешать Линнет встретиться с ее возлюбленным.
Накануне, после обеда, перед тем как поспать пару часов, он просмотрел массу заметок, составленных его пациентом Трежантилем, в результате чего еще больше встревожился. Трежантиль хорошо выполнил свое задание — слишком хорошо, чтобы Карфэкс мог оставаться спокоен. Его трудолюбивый пациент — по счастью, не ведавший о глубоком подтексте — составил резюме по каждой известной легенде, имевшей отношение к удивительной истории Тристана и Изольды, и ход событий, необычайно запутанных, имел чуть ли не сверхъестественное сходство с ходом нынешних, которые разворачивались на том же самом месте сейчас. Единственным возможным объяснением, казалось, была передача мыслей. Он, Карфэкс, и бедный Ледрю, а потом и Трежантиль привели в движение эту ужасную силу, в то время как впечатлительный парень из Бретани и импульсивная молодая женщина, родившаяся в Замке Дор, явились медиумами по отношению к источнику энергии, который, если бы это подтвердилось, мог совершить революцию во всей концепции времени по отношению к бессознательному разуму. Если человек, стоявший на холме под звездами, мог настолько проникнуться духом места, что, помогая появиться на свет ребенку, вдохнул в него свое собственное чувство от произошедшей там когда-то трагедии, обрекая эту девочку на повторение истории, которая не была ее историей, — ну что же, в таком случае чем скорее он оставит частную практику, тем лучше, да и его коллеги тоже. Пусть девочки рождаются в больницах и, когда вырастут, становятся медсестрами, что будет очень хорошо для страны. Если бы только бедный Ледрю был сейчас жив, каким прекрасным compagnon de voyage
[42]
он был бы в этом путешествии!