Голодная Гора - читать онлайн книгу. Автор: Дафна дю Морье cтр.№ 92

Он прочитал три или четыре страницы и больше выдержать не мог. Это казалось ему насмешкой над тем, что когда-то было, но больше не существовало. Дети могут жить в мире привычного прошлого, что же, им придется жить в нем одним.

– Боюсь, что я не очень-то умею читать вслух, – сказал он. – У меня разболелось горло. Придется тебе читать вместо меня, Молли.

– Это будет уже совсем не то, – быстро возразил Хэл, – Молли ведь только сестра. Она может нам читать и в классной.

– Может быть, папа лучше с нами поиграет? – предложила Кити. – У нас ведь есть «Счастливое семейство». Я знаю, где она лежит, на чемодане с игрушками.

Она побежала наверх, чтобы принести карточки. Хэл занялся тем, что притащил стол и поставил его посредине комнаты.

– Жаль, что у нас нет фортепиано, – сказала Молли. – Пока мы жили у дяди Герберта, я училась играть. Как же мне теперь заниматься без инструмента?

– Я тебе куплю, – сказал Генри.

– Когда мы вернемся домой, Молли сможет играть на мамином, – сказал Хэл. – У него такой нежный звук. А там, у дяди Герберта, фортепиано звучит очень резко. А сколько мы еще пробудем в этом доме? До летних каникул?

Генри встал со своего кресла и в волнении подошел к камину.

– Это неопределенно, – сказал он. – Привыкните думать, что теперь ваш дом здесь. Вы уже не маленькие. Ты, Хэл, со следующего семестра будешь находиться в школе. Насчет каникул я еще не знаю. Может быть, мы все поедем на лето в Сонби к тете Элизе.

Дети, широко раскрыв глаза, смотрели на отца. Они были просто ошеломлены. Кити, которая уже вернулась с карточками, стояла на одной ноге, покусывая кончик своей косички.

– Разве мы больше не поедем домой, в Клонмиэр? – спросила она.

Генри не мог посмотреть ей в глаза. Он не знал, как ответить.

– Конечно… поедем… когда-нибудь, – сказал он. – Но сейчас его сдали внаем; я думал, вам сказали об этом, когда вы были в Летароге. Там теперь живет одна семья, их фамилия Боулы, это друзья тети Фанни и дяди Билла.

Дети продолжали на него смотреть, ничего не понимая.

– Другие люди? – спросил Хэл. – Живут в нашем доме? Пользуются нашими вещами? Неужели они будут трогать мамино фортепиано?

– Конечно, нет, – заверил его Генри. – Я уверен, что не будут.

– А сколько времени они будут там жить? – спросила Молли.

У детей был растерянный и огорченный вид. Генри и не подозревал, что они так привязаны к дому. Ему казалось, что все дети любят перемены, стремятся к разнообразию. Он начал раздражаться. Они смотрят на него так, словно он в чем-то виноват.

– Я не знаю, – ответил Генри. – Это зависит от их планов.

У него не хватило духу сказать им, что Клонмиэр сдан Боулам на семь лет.

– В Лондоне так много интересного, – Генри улыбался, но говорил слишком быстро. – Вы, девочки, сможете посещать танцевальные классы и брать уроки музыки. И познакомитесь с другими детьми. Тебе, Хэл, надо привыкать к обществу мальчиков, ведь ты скоро поедешь в Итон. Ваши дядюшки согласны со мной, что Лондон – наилучшее место, для того чтобы дать детям образование.

У всех у вас будет много разных занятий, и я вам обещаю, что вы будете иметь все необходимое, все, что только пожелаете.

У него было такое чувство, что он в чем-то оправдывается, а они – его судьи. Почему, собственно, он должен так думать? Ведь они еще дети, Молли нет еще и тринадцати лет.

– Я хочу для вас только самого лучшего. Мне кажется – да я просто уверен, – что мама хотела бы для вас того же самого.

Дети ничего не говорили. Кити медленно тасовала карточки «Счастливого семейства». Хэл чертил на столе воображаемые линии. Молли протянула руку, взяла карточки у Кити и подала их отцу.

– Будете сдавать, папа? – спросила она. Они пододвинули стулья к столу, и Генри стал раздавать карточки, однако он чувствовал, что они смущены и внутренне напряжены. Радости не было, она ушла, и все они были словно чужие незнакомые люди, которые вежливо разговаривают друг с другом во имя простой учтивости.

«Я причинил им боль, – думал Генри, – и каким-то образом разрушил их веру. Никто не может мне указать, как нужно с ними разговаривать и что нужно делать».

Он тасовал карточки и чувствовал, что дети не сводят с него глаз.

«Они забудут об этом, – говорил он себе. – Дети привыкают ко всему. Это благо, которое дарует нам детство».

Шли месяцы, и Генри начинало казаться, что это действительно так, потому что никто из них больше не заговаривал о возвращении домой. Дети успокоились, решил он, и поскольку ему хотелось так думать, он их ни о чем не спрашивал, боясь, что они начнут говорить, как им плохо. Месяцы превратились в год, потом прошел еще один, и если не считать редких визитов в Сонби и Летарог, они не покидали лондонского дома.

Девочки посещали классы, Хэла отвезли в школу, малютка Лизет училась говорить и ходить, припадая на свою изуродованную ножку, которая не распрямлялась. Генри, беспокойный, неуверенный в себе, чувствовал, что детям нужна большая близость, большая заинтересованность в их жизни, чем то, что он мог им дать, и поэтому, чтобы избавиться от чувства вины, дарил им подарки, понимая, что от этих подарков он не становится им ближе.

Когда в семьдесят четвертом году пришло письмо от матери – это было соболезнование по поводу смерти тети Элизы, – в котором мать снова просила денег, еще больше, чем обычно, Генри внезапно решил поехать в Ниццу и навестить ее.

Генри не виделся с матерью почти семь лет. Может быть, ему удастся наконец уговорить ее вернуться домой и поселиться с ними. Ведь ему так тоскливо, он одинок и душой и телом, ведь Молли, хотя ей уже пятнадцать лет, еще слишком молода, чтобы стать ему настоящим другом и товарищем. Мысль о матери, такой веселой, остроумной и очаровательной, казалась ему особенно приятной после семилетней разлуки. Она, и только она, поймет, как он бесконечно одинок, поймет, что это невыносимое чувство не проходит, несмотря на годы, а только усиливается.

Он уехал во Францию на следующий день, после того как благополучно доставил Хэла в Итон.

В Ницце сияло солнце, воздух сверкал, согретый его лучами. Генри подозвал носильщика и, получив багаж, отправился на поиски фиакра, который мог бы доставить его на виллу.

Матушка даже и не подумала встретить его на вокзале. Она, должно быть, забыла, что он приезжает. Было приятно ехать по широкой улице, смотреть на гуляющих людей. Кучер свернул с аллеи, идущей вдоль берега, и фиакр, выехав из города, пробирался теперь по узким извилистым улочкам. Раз или два ему пришлось спросить дорогу. Наконец они попали на Rue de Lilas [5] (на которой не было ни одного кустика сирени) и остановились возле маленькой виллы, давно не крашенной и не ремонтированной. Калитка висела на одной петле. Когда Генри ее открыл, раздался резкий звонок, и в доме дружно залаяли две собаки. К дверям, однако, никто не подошел. Кучер сложил вещи у дверей и ждал.